Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калиста моргнула, на секунду забыв о платье.
– Правда? – удивленно спросила она, очарованная мыслью о принце Аксиоса за рулем мусоровоза.
– Да. – Его дыхание касалось ее шеи, словно луч солнца. – Но никому об этом не говорите. Это государственная тайна. И ее знаете только вы.
Действительно? Только она? Но прежде чем Калиста успела все осознать, он положил руку ей на спину, развернул на месте и подтолкнул к зеркалам на стене спальни.
– Давайте, Золушка, – сказал он. – Пора посмотреть, какое чудо сотворила ваша фея‑крестная.
Калиста в потрясении уставилась на себя в зеркало. Она стала настоящей красавицей.
Голубой шелк облегал ее статную фигуру, акцентируя внимание на золотистой коже плеч и рук, одновременно подчеркивая изгибы ее груди и бедер.
Ксерксу пришлось напомнить себе, что платье сшито для Элени, хотя оно очень шло Калисте.
Он нахмурился, глядя на толстые черные бретели ее спортивного бюстгальтера. Они портили внешний вид.
– Можно мне? – Он встретился с ней взглядом в зеркале и показал на бретели.
– Что? – Она побледнела, на ее лице стали заметны маленькие веснушки. На этот раз она не назвала его титула, словно забыла, кто он такой.
Ксеркс не возражал.
– Бретели бюстгальтера мешают, – сказал он. – Я хочу их сдвинуть.
– Ой. Хм, да.
Услышав неуверенность в ее голосе, он прищурился и задался вопросом, почему она так побледнела.
А с какой стати его так задела ее реакция?
Наверное, просто потому, что она женщина. Его не интересовали мужчины‑охранники, и, в конце концов, он обычный мужчина. Он испытывает к Калисте физическое влечение, и это нельзя отрицать.
Возможно, у него сдали нервы из‑за предстоящей помолвки. Он убеждал себя, будто ему все равно, что он свяжет свою жизнь с нелюбимой и нежеланной женщиной. Но, как оказалось, все не так просто.
Ксеркс чувствовал себя так, словно совершает добродетельное самоотречение и самопожертвование, как его покойный отец, что напоминало ему о клетке, из которой он сбежал на время изгнания. Клетка ответственности и ожиданий.
Да, он решил вернуться и снова надеть королевскую мантию, но только потому, что об этом его попросил брат. В противном случае он продолжал бы развлекаться и путешествовать по Европе.
Хотя праздность не приносила ему счастья.
Ксеркс отмахнулся от этой мысли, сосредоточившись на женщине напротив себя.
Она красивая и сильная. Ее глаза сверкают, что выдает в ней страстную, но скрытную натуру.
О, она идеальная.
Но Ксеркс пообещал своему брату быть паинькой и не потворствовать своим слабостям. Он родился, чтобы стать Хранителем трона, и страстно хотел исполнить эту роль в юности, до того, как отец отверг его. Он не может уступить совершенно неуместному удовольствию, каким бы прекрасным оно ни казалось.
Не обращая внимания на пронизывающий его тело поток тепла, он осторожно потянул кончиками пальцев бретели бюстгальтера вниз и заправил их под рукава платья.
Калиста наблюдала за ним, красивый янтарный оттенок ее глаз сменился медным.
В воздухе потрескивало напряжение. Ксеркс осознал, что раньше он не испытывал подобного влечения.
Дыхание Калисты участилось. Она пристально смотрела на него, как на спасательный круг, за который должна держаться. И он вдруг подумал, что причина не только в страстном желании.
Это было нечто большее.
– Скажите мне, – произнес принц. – Что не так с этим платьем? Из‑за чего вы так побледнели?
Она моргнула, словно избавляясь от колдовства. Она уже не выглядела бледной, ее щеки слегка порозовели.
– Ничего такого, – ответила Калиста. – Мне следовало примерить только это платье, ваше высочество? Или вы желаете, чтобы я примерила другие платья?
Ему стало еще любопытнее. Ксеркс не привык, чтобы ему отказывали, особенно женщины, которым нравился. А Калисте он нравился, в этом он не сомневался. То, как она старалась держать с ним дистанцию, выдавало ее чувства, хотя, наверное, у нее были веские причины для этого.
Он воодушевился, потому что всегда любил добиваться того, чего хочет.
«Не будь дураком. Ты стал другим человеком».
Однако он не собирается трогать Калисту. Просто хочет узнать ее лучше.
Он подумывал о том, чтобы приказать ей рассказать ему о себе. Хотя ему будет намного приятнее, если она сама захочет с ним поговорить.
– Думаю, золотистое, – пробормотал Ксеркс. Отойдя от Калисты, он подошел к стойке и взял золотистое атласное платье, а потом положил его на кровать.
– Прошу вас, рядовой.
Она осторожно подошла к кровати, идя по ярдам голубого шелка, потом остановилась и потянулась к молнии на спинке. Нахмурившись, попыталась расстегнуть молнию. Ксеркс шагнул к ней и медленно потянул молнию вниз. Шелковая ткань разошлась, обнажая изящную обнаженную спину Калисты, и у него возникло почти непреодолимое желание прикоснуться к ней пальцем. Интересно, что случится, если он так сделает? Задрожит ли Калиста? Затаит ли дыхание?
Нет. Не надо к ней прикасаться.
К счастью, ему не удалось сделать глупость, потому что Калиста отошла от него и шагнула ко второму платью. Голубой шелк соскользнул с ее плеч, она без тени смущения вышла из платья. Она раздевалась перед Ксерксом так, словно он был статуей, а не плейбоем.
Ксеркс сжал и разжал кулаки. Она застала его врасплох, когда впервые разделась перед ним, потому что он меньше всего этого ожидал. Сейчас она во второй раз устроила перед ним стриптиз, и это не должно было его удивить. Во‑первых, Калиста наверняка запомнила, как Ксеркс посоветовал ей быть осмотрительнее, но она этого не сделала. А во‑вторых, она красивая женщина.
Он возбудился, когда Калиста наклонилась и взяла золотистое платье. Девушка напоминала ему богиню Артемиду, которой поклонялись его предки.
Ксеркс тоже готов ей поклоняться. Он будет ее самым преданным почитателем. Одарит ее славой и многими другими удовольствиями.
Ксеркс одернул себя и сделал глубокий медленный вдох. Да, ему пора остановиться. Но он не мог не думать о помолвке и о том, как клетка обязанностей сжимается вокруг него. Это напомнило ему о том, о чем не хотелось думать. О боли и предательстве и о капсуле с ядом, которую не проглотил.
Капсула, которая убила бы его.
Капсула, которая в итоге спровоцировала его изгнание, одновременно спасла и осудила его.
Ксеркс не хотел возвращаться, но сделал это ради своего брата. Он посвятил себя долгу и согласился на брак без любви. Не уклонится от своих обязанностей, но разве он не заслужил счастья в обмен на свою жертвенность? Неужели он не имеет права в последний раз ощутить вкус свободы?