дядьки, часто из окрестных поселков.

Среди них встречаются охотники. Стреляют метко. На празднике первого поезда коллективно бьют чечетку. Танцуют под «Марш энкаведов», на антресолях, возведенных справа от портала.

Объединеный хор зэков стройки-500 – исполняет незнакомую им песню «Можжевеловый куст» на слова поэта Заболоцкого, а также «Сиреневый туман» и «Журавли». Ранние редакции неизвестных авторов. Хор отличается большой слаженностью голосов. «Спелись, кубло! Говно народа!» – говорит про них кум – лагерный уполномоченный. Выделяется запевала. Высокий и седой зэк в полосатой робе с лицом падшего ангела.

Слегка напоминает великого певца Козина.

Артисты драматического театра из Комсомольска-на-Амуре, джаз-оркестр «Дальстроя» – тоже заключенные. На празднике первого поезда они изображают бродячий цирк-шапито и показывают сцены из сказки «Золотой ключик». Мы также увидим Шествие в феллиниевском стиле и физкульт-парад живых пирамид на подиуме, возведенном слева от портала. В физкульт-параде, помимо артистов, принимают участие зэки.

Японские военнопленные – ничего не изображают.

Прижимают руки к груди и ежеминутно кланяются.

Среди них есть настоящие самураи. На всем БАМе работало около 100 тысяч военнопленных Квантунской армии. Зэку-японцу за перевыполнение дневной нормы полагалась лишняя ложка риса. На стройке 500 выходила газета на японском языке. В большинстве своем японцы похожи на местных якутов, тунгусов, эвенов и эвенков. Но больше всего они похожи на нанайцев, живущих неподалеку, на Амуре. Нанайцев на митинге нет.

Тунгусы, якуты, эвены и эвенки – охотники и оленеводы. Здешние аборигены. Приехали на упряжках из тайги. Как раз успели к приходу первого поезда. Все время говорят «однако» и едят жирную рыбу чир. Они ее пластают у самых губ длинными и тонкими ножами. Живут в меховых юртах рядом с тоннелем. Жгут костры. Один молодой и ловкий эвенк исхитрился и набросил маут – олений аркан из сыромятного ремня – на трубу паровоза. Машинист матерится. Юноша в меховой рубахе-малице солидно объясняет сородичам: «Наш, однако, не подгадит!» То есть не промахнется.

Среди зэков, на зоне, представителей малых народностей не наблюдается. Хотя в лагерном языке есть понятие тундра – бестолковый человек.

Студенты и преподаватели Комсомольского-на-Амуре пединститута. Спорят о сталинском вкладе в теорию языкознания и о трудах академика Марры Николая Яковлевича. Костю Яркова обзывают вохряком. Преподаватель краткого курса истории ВКП(б), диалектического материализма и руководитель дискуссионных коллоквиумов, по фамилии Царёк, лагерное прозвище Опричник, появляется в нескольких эпизодах одновременно. Это не значит, что автор путает даты.

Царек, в некотором роде, тоже обобщенный образ. Коммуниста-начетчика, верного ленинским принципам. Среди студентов много вчерашних фронтовиков. Они в гимнастерках. На плечах темные следы от погон.

Нищие и безногие калеки-фронтовики, на каталках – продают игральные карты и порнографические открытки на вокзале в Комсомольске. Их называют самовары.

Выманивают деньги на чекушку. Больше не просят. Часто дерутся, бросая друг в друга тяжелыми чурочками, обшитыми грубой кожей. Чурочками они отталкиваются от земли. Рядом с самоварами всегда крутятся шестерки-беспризорники. Так пацанам легче прокормиться.

А также – уголовные типы на вокзале, мелкие хулиганы, рыбаки, охотники, пассажиры, родственники заключенных, японские туристы (наши дни), солдаты и офицеры железнодорожных войск (наши дни), служащие заготконтор, поварихи, буфетчицы и официантки привокзальных ресторанов и забегаловок, милиционеры, беспризорники, дежурные на станциях, охранники на вышках, адъютанты, порученцы, курьеры, геологи, старатели, снабженцы, инструкторы райкомов партии…

И «прочая большевистская сволочь».

Как, говорят, выразился однажды товарищ Сталин.

В ЭПИЗОДАХ

Владимир Высоцкий спел про фронтовиков: «Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты». В лагере на первый взгляд примерно так же, как на передовой. Единая масса зэков. Только вдруг мелькнет в толпе чей-то острый взгляд, кто-то от усталости запустит соленую частушку:

Я не буду материться, матершинны песни петь!Разрешите для начала на фиг валенок надеть!

И заулыбаются, расправятся, проступят в колонне лица. Тут все смешно. Особенно валенок, который собираются одеть на, понятно какой, фиг… А то пахнёт на морозе дымком ядреной махорки. Пустил бригадир последнюю цыгарку по кругу. И чей-то голос, от нечаянной радости, прорвется сквозь скрип сотен суррогаток по снегу: «Посмотри, Жихарев! А небо-то синее!»

Вот и обозначились люди!

В киноромане персональные судьбы героев дадут общую картину происходящего в стране. Поэтому так много людей в эпизодах.

Егор Ярков – отец Кости Яркова, охотник и следопыт.

Сказал сыну: «Чалдон шапку не ломит!» И через неделю умер во сне. Ярков-отец был против службы сына в НКВД. Носил окладистую бороду и косоворотку. Подпоясывался шелковым шнурком. Любил пить чай из самовара и петь песни. Сначала ему аккомпанировала жена Глафира.

Потом сын Костя. Любимая песня Яркова – «Ой да не вечер, да не вечер…»

Сын Кости Яркова – Егор, по прошествии многих лет геолог, начальник партии. Очень похож на отца, которого он впервые встречает на митинге освобождения тоннеля от ледового плена. Обладает обостренным чувством справедливости. Воспитанник школы-интерната.

Сань-кья – он же Санька, японский военнопленный. В индивидуальной карточке учета настоящее имя Саньяма-сан. За что осужден, пока и сам не знает. Просто военнопленный. Осенью 45 года советские войска разгромили Квантунскую армию. Санька – придурок. Рабочий хозблока лагерного пункта. Помогает Сталине Говердовской вести домашнее хозяйство. По воспитанию – самурай. Саньяма, с японского, фиксация разума на одной мысли или предмете. Достигается с помощью концентрации, медитации и созерцания. Санька занимается йогой даже в условиях вечной мерзлоты и голодного плена. Пока еще не доходяга. При упражнениях выбрасывает ногу вперед и вверх. Грозно кричит: «Кья!»

Отсюда и прозвище: Сань-кья. Любимая присказка: «Без риса!» Говердовская наказывает ему: «Сегодня на ужин пожаришь картошки!» Санька скалится и презрительно отвечает: «Без риса!»

Сталина понимает. Саньке все время хочется риса.

Майор Савёнков – интендант из города Свободного. Сексуально озабоченный офицер-снабженец. Не пропускает ни одной красивой женщины-зэчки. Прекрасный отец, обожает свою дочку. Сам заплетает ей по утрам косички перед школой и повязывает банты. К несговорчивым зэчкам применяет пытку – распалку.

Аня Пересветова – чертежница. Часто ее простонародно зовут Нюрой. В курсовой студенческой работе по истории ВКП(б) процитировала Ленина и Маркса, забыв сослаться хотя бы один раз на труды Сталина. По доносу руководителя курсовой, доцента Якубова, получила 10 лет ИТЛ. На зоне влюбилась в кума по имени Вадим – оперативника, работающего со стукачами и суками – уголовниками, отошедшими от воровского закона. Сама Аня не сука и не давалка.

Отказала в притязаниях майору Савёнкову.

Веснушка – рыженькая девчонка восемнадцати лет. Училась на машинистку в Биробиджане. Ходила в кружок рисования. Осуждена за кражу колосков с колхозного поля под селом Валдгеймом. На противоправные действия (формулировка из заключительного обвинения) подбила старшего брата и двух сестер-малолеток. Оп-паньки! А это уже сговор. И организованная преступная группа. ОПГ. То есть шайка. Наказывается по-другому, сроком до 10 лет. Брата Веснушки отправили на Ванинскую пересылку, дальше следы теряются. Скорее всего, на