На самом деле ему было страшно. Он ненавидел себя за этот страх, но стоило вспомнить бесконечные часы агонии, как к горлу подкатывала тошнота. Он просто хотел жить. Он украдкой мечтал о том благословенном дне, когда сможет, вопреки всему, вернуться… Андрей грезил наяву о том часе, когда его нога вновь ступит на любую планету. Лишь бы над головой было небо, а под ногами земля…

Он работал, доводя себя до изнеможения, чтобы не думать, и все равно думал, мечтал и… работал.

Прошло девяносто два дня.

Он похудел, лицо приняло землисто-бронзовый оттенок. Руки Андрея были в ожогах и ссадинах, но теперь он досконально знал орудийную башню, в которой вновь функционировали радар и передатчик. Теперь он был уверен, что корабль спасателей не пролетит мимо, — его обязательно услышат, но он не заметил, как стал думать об этом совершенно равнодушно.

Чтобы закончить ремонт, ему осталось восстановить антенны.

Для этого он должен был покинуть отсек и выйти в открытый космос.

Облачившись в скафандр, который он заново укомплектовал и зарядил энергией, Андрей вышел из отсека в коридор, который когда-то вел на десятую палубу крейсера «Россия». Теперь от него осталось всего два метра — дальше проход закрывала аварийная переборка. Задраив ведущий в отсек люк, он включил откачку воздуха и подошел к герметичной перегородке. Впервые за три месяца одиночества он собирался покинуть свое убежище. Андрей нерешительно взялся за штурвал, и вдруг им овладело нетерпение. Лихорадочно открутив винтовой запор, он распахнул аварийный люк… и замер.

Впереди, насколько хватало глаз, расплескалась чернильная бездна — гигантское око Вселенной, равнодушно взирающее на него миллиардом зрачков. Он непроизвольно отшатнулся…

Дозиметр скафандра встревожено защелкал, выведя Андрея из прострации. Закрепив страховочный фал, он выбрался на поверхность. Быстро установив обе антенны, вернулся к люку, и только тогда позволил себе оглядеться.

Зрелище, представшее его глазам, угнетало и завораживало одновременно. Он стоял на бесформенном обломке корабля, у мрачного, уродливого провала. Поверхность орудийной башни покрывали потеки расплавленного металла, в нескольких местах наружу торчали взломанные при взрыве бронеплиты, и над всем этим царил скелет лазерного орудия. Прочнейшие балки его каркаса перекорежило, и оттого конструкция накренилась, став похожей на подбитую птицу. Две только что установленные антенны казались чужеродными вкраплениями среди царящего вокруг хаоса.

Пока Андрей рассматривал скелет орудия, что-то изменилось во мраке космической ночи. Согнутые опоры, казавшиеся серыми, вдруг окрасил нежно-розовый цвет, на глазах потемневший до вишневого. Андрей поднял глаза и понял, что происходит. Его обломок медленно вращался вокруг своей оси, и он только что стал свидетелем восхода туманности над смехотворно-близким горизонтом маленького небесного тела, в которое превратилась орудийная башня «России».

Однако это была только прелюдия. Внезапно во мраке один за другим стали вспыхивать яркие огни. Андрей внутренне содрогнулся от неприятной, но верной аналогии — это выглядело так, словно кто-то полоснул ножом по черному покрывалу пространства, и на нем проступили капли крови…

На самом деле он понимал: огни — не более чем обломки кораблей, освещенные кроваво-красным восходом туманности.

Их были тысячи, и в одном месте они уплотнялись, образуя неправильной формы шар. После нескольких минут наблюдений он понял — его отсек тоже сносит к этому скоплению, и в ближайшие недели он пролетит совсем близко от наводящего ужас сфероида.

По спине прокрался неприятный холодок. Что он мог противопоставить законам небесной механики? Рано или поздно его неуправляемый дрейф закончится столкновением с кладбищем изувеченных кораблей…

Он уже не отчаивался. Казалось, Андрей понемногу утратил подобные чувства. Каждый день, проведенный в борьбе с самим собой, изменял его отношение к превратностям судьбы, но это не было возмужанием — он попросту свыкся с постоянным чувством опасности, и оно притупилось, потеряло остроту…

Несмотря на тревожное пощелкивание дозиметра и непроизвольный страх перед черной бесконечностью пространства, он пересилил желание юркнуть в спасительный отсек. Собственная беспомощность раздражала и отчасти придавала сил. Он почти физически ощущал свое одиночество.

Сделав неуверенный шаг вперед, он зацепил карабин страховочного фала за погнутую стойку орудия и начал осторожно карабкаться через баррикаду вставших на дыбы бронеплит.

Преодолев двенадцать метров исковерканной обшивки, он взмок и выбился из сил. На остекленевшей от адской температуры поверхности было практически не за что зацепиться, и Андрей постоянно рисковал сорваться. Волочившийся следом тонкий трос ничуть не придавал ему уверенности — бездна пространства пугала до тошноты, и Андрею казалось, что стоит потерять контакт магнитных подошв с металлической броней, и космос поглотит его, несмотря на страховку.

Наконец, в последний раз подтянувшись на дрожащих от усталости руках, он перевалил за торчащую из обшивки бронеплиту и увидел два оплавленных полушария, прилепившихся слева от орудия.

Это были резервуары со сжиженным азотом — его единственная надежда хоть как-то скорректировать дрейф своего обломка. Сжиженный газ был способен выполнить функцию простейших струйных рулей, оставалось только придумать, как выпустить его в нужный момент и в нужном направлении…

Андрей прополз еще несколько метров и тщательно осмотрел клапаны системы аварийного сброса азота. Они оказались оплавлены, как и вся обшивка. Перед глазами от напряжения мельтешили разноцветные искры. Привалившись спиной к выпуклому борту, он мрачно взглянул на сфероид, вновь поразившись этому ирреальному образованию.

Он еще не знал, что там ждет его судьба.

* * *

Обломки…

Тысячи тонн покореженного металла и расплавленного пластика…

В мрачном коридоре, среди плавающих в невесомости мертвых тел, кто-то нетвердой рукой вывел на стене: «Помоги нам бог…» Обломки крейсеров и транспортов, космических ремонтных баз и легких разведывательных кораблей, миллиарды киловатт энергии, тысячи рабочих часов, чьи-то страх и ненависть, любовь, мудрость и глупость — все смешалось в единой усыпальнице, как будто здесь расположилось кладбище самих надежд человечества.

Обломки великой битвы — зловещий памятник тем, чьи тела, законсервированные вакуумом от тлена, обречены вечно плавать во мраке кораблей, ими же созданных. Не горький ли конец для существ, чей разум сумел постичь звезды, но оказался бессилен унять собственные амбиции?

Большинство обломков, подчиняясь гравитации туманности, собрались вместе. Их единение было столь же капризно и непрочно, как не скрепленная цементом кладка, — корабли находились в постоянном хаотическом движении, внутри незримой сферы, за границы которой им не позволяло уйти взаимное притяжение. Бесшумные столкновения были тем более зловещи, что оценить их силу казалось делом невозможным. Бронированные борта деформировались, надстройки сминались и обламывались. Иногда энергия столкновений плавила металл, и изувеченные звездолеты соединялись в местах удара. Некоторые корабли застревали друг в друге.