– Спасибо!

– Да что уж… – смущенно отмахнулась та, высвобождаясь из моих объятий. – Что же я, не женщина? Понимаю, что быть рабыней и при хорошем мужике радости мало. А ты, видать, еще чего-то боишься, а значит, все равно сбежишь. Ну так я хоть свою совесть успокоить смогу, что сделала для тебя, что могла. Хорошая ты, девонька. Пусть тебя Тмар бережет.

С этими словами она открыла дверь, и я, торопливо вставив ноги в туфли и схватив чемодан, выскочила в теплую летнюю ночь.

Страшно было только в самом начале. Пока особняк генерала не скрылся из вида, я все боялась, что в окнах загорится свет, поднимется шум, после чего меня догонят и вернут назад. А когда я отошла достаточно далеко, стало страшно, потому что теперь я осталась совсем одна.

Но вскоре я пришла к выводу, что раз вокруг ни души, то и бояться некого. Широкая дорога вела в нужном направлении, сбиться с пути и заблудиться мне, скорее всего, не грозило, никакого леса вокруг, а стало быть, и никаких варгов или других хищников. Поэтому шагала я бодро, фантазируя о том, как выберусь из Магистрата – и тогда, наконец, начнется та жизнь, о которой я мечтала. На новом месте, без оков традиций Оринграда, без оков рабства. Я буду много работать и со временем налажу быт, разведу под окнами сад, встречу достойного мужчину…

Правда, в этом месте размышлений мне становилось немного горько. Фантазия уводила меня в воображаемый солнечный день, в котором я протираю витрины своей новой шоколадницы, готовя ее к открытию, но тут звонит колокольчик – и в кафе входит генерал Шелтер. В одном варианте он появлялся в блеске парадной формы, в другом – одетый как в нашу первую встречу. Но каждый раз я представляла, как он говорит что-то вроде: «Моя война закончена, милая, я пришел за своей наградой. Я пришел за тобой». Это было бы очень в его духе.

И нет, в моем воображении это не значило, что он возвращает меня как беглую рабыню. Наоборот, он оставался со мной. И мы с ним селились в новом доме: таком же красивом, как его особняк, но значительно меньше, с уютным садом. Рядом с нами каким-то образом оказывались и добрая Галия, и старик Юнт, и славная Мария, и веселый капитан Моран, и даже Анна Кроули со своими детьми. Я была готова взять с собой в эту фантазию и госпожу Холт, Мэла, Морроу. И обязательно волшебный мотоцикл генерала. И, может быть, мы все поселимся где-то у моря, где по утрам так же кричат чайки и шумит порт, как в моем детстве… И у нас с Шелтером обязательно родится двое детей: мальчик, похожий на него, и девочка, похожая на мою маму.

Какое-то время радужные мысли помогали мне не бояться пустой тихой темноты вокруг, бодро шагать и не скучать, но постепенно я стала выдыхаться. От непривычно долгой ходьбы туфли начали натирать ноги, скромных размеров чемодан с каждым шагом весил все больше. Я пару раз останавливалась, ставила его на землю и садилась сверху, чтобы перевести дыхание, но в первый долго не усидела, боясь, что каждая минута простоя может стоить мне свободы, а во второй едва не уснула, после чего твердо решила больше так не делать.

Я шла и шла вперед. Туда, где уже светлело небо и виднелись очертания города. Мне оставалось добраться до него, пройти насквозь, потом пройти еще немного – и там будет станция. Я повторяла это про себя снова и снова, игнорируя боль в стертой ноге, перекладывая из руки в руку чемодан и отчаянно желая только одного: остановиться, лечь прямо на землю и уснуть. А город с каждым моим шагом как будто отодвигался немного дальше, и от несправедливости снова хотелось плакать. Потом я и вовсе заподозрила, что это не город отодвигается, а я топчусь на месте.

Когда из-за горизонта выполз краешек солнца, я вдруг очень отчетливо поняла, что переоценила свои силы. Мне не добраться до станции. Я валилась с ног от усталости, проголодалась, дремала прямо на ходу, каждое движение требовало от меня неимоверных усилий, но почти не приближало к цели. Я больше не могла поддерживать себя фантазиями, мысли в голове превратились в нечто среднее между кашей и киселем, проносились отрывками образов, как сновидения.

Я поймала себя на том, что вспоминаю поездку с генералом на мотоцикле. Ощущение стремительного полета, скорость, ветер в ушах, рев мотора… Вот бы его сюда – я бы мигом домчалась до станции.

Потом я поняла, что рев мотора мне не вспоминается и не снится, а слышится. Здесь и сейчас. Я остановилась и медленно обернулась. Очень медленно, словно нехотя, потому что мне действительно совершенно не хотелось встречаться лицом к лицу с неприглядной истиной: я пропустила приближение опасности.

Повозка уже была видна, а значит, тем, кто внутри, хорошо была видна я. Беспомощно оглянувшись по сторонам, я поняла, что бежать некуда. Поле тянулось до горизонта справа и до кромки далекого леса слева. А по дороге не уйти: повозка на двигателе всяк едет быстрее.

Но сдаваться Нейбу – а я почему-то не сомневалась, что в повозке меня догоняет именно управляющий – не хотелось. В отчаянии свернула с дороги и бросилась бежать через поле к лесу, хотя понимала, что это не спасет. Почти сразу пришлось бросить чемодан, а мгновения спустя я услышала резкий окрик:

– Стоять!

И следом что-то громыхнуло. Так грозно и так громко, что я не смогла определить, откуда взялся такой звук. Подумать оказалось некогда: за звуком удара по земле прокатилась дрожь, а стоило мне почувствовать ее, я замерла на месте. Как будто кто-то крепко схватил меня за лодыжки, удерживая на месте, а я вся – окаменела. Даже дышать стало трудно.

Застыв как статуя, я обессиленно ждала, не имея возможности оглянуться, пока господин Нейб не появился в поле моего зрения. А следом за ним меня обошел и Глен, который выглядел еще бледнее, чем обычно. Он держал в руках мой чемодан.

– Так-так-так, – протянул управляющий, вставая прямо напротив меня и складывая руки на трости. – И куда же мы бежим, а?

Я смотрела на него с ужасом и безысходностью, понимая, что попытка провалилась и теперь меня не ждет ничего хорошего. Вероятно, порка, избиение и изнасилование, которыми пугала Галия, еще покажутся цветочками.

– Что, язык проглотила? – повысив голос, спросил Нейб. – Не прикидывайся, эта штука только лишает возможности двигаться, но не говорить.

Сообщая это, он приподнял трость. И, видимо заметив мое недоумение, милостиво пояснил:

– В том, чтобы работать на мага-стихийника, есть свои плюсы. К работе прилагаются артефакты, заряженные магией хозяина. И это не все, что умеет моя трость. Так что отвечай, дрянь, на кого ты работаешь и что вы задумали?

От такого поворота допроса я окончательно потеряла дар речи, без всякой магии. О чем он вообще говорит?

Нейб тем временем демонстративно приподнял трость, явно собираясь пустить ее в ход снова, и я испуганно выпалила:

– Ни на кого!

– Ответ предсказуемый, но неверный, – процедил управляющий сквозь зубы. – Глен.

Он не сказал больше ни слова, но лакею этого и не требовалось: он проворно расстегнул мой чемодан и просто высыпал все содержимое на землю. Нейб поворошил одежду тростью: платья, белье, чулки – все раскидал по сторонам, словно искал что-то. Но не нашел.