chitay-knigi.com » Классика » Домик окнами в сад. Повести и рассказы - Андрей Александрович Коннов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 51
Перейти на страницу:
бывший, полковник. Раньше Германия служил, Польша служил, патом Сибирь попал служить. На пенсии оба теперь! Сибирь жить не хотят. Сюда хотят! – и тут же, перескочил на насущное, – Николай, я ваш огород там распахал, картошка, лук, капуста сажал для себя, на зиму – мне дядя Володя разрешал. Земля всё равно пропадал. А вы берите, сколько хотите себе патом!

Марков усмехнулся и махнул рукой:

– Сажай-сажай, Алик! Только сад не трогай. Это память…

– Нет-нет! – всплеснул руками сосед и, сделав гостеприимный широкий жест рукой, добавил, – очень прошу в гости! Шашлык делать будем! Как знал – вчера барашка резал. В погреб лежит!

– Зайдём вечером. Сначала вещи в дом занесём и оглядимся, – обрадованный, как ребёнок, ответил отец.

Марков кивнул и пошёл расплачиваться с водителем.

– За то, что ждал, накинуть бы надо, командир, – солидно произнёс тот.

Марков, не вполне ориентируясь в расценках, протянул ему пять десятидолларовых купюр:

– Хватит?

Таксист удивлённо округлил глаза и выдохнул:

– Ну, спасибо, ну уважил! Запиши мой телефон, на всякий случай. Меня Женей зовут. В любое время дня и ночи отвезу – хоть в Москву!

Марков на всякий случай записал.

4.

Обильное застолье и жизнерадостный, словоохотливый сосед утомили Маркова настолько сильно, что едва добравшись до кровати, на которой когда-то спала бабушка, он тут же рухнул, не раздеваясь и провалился в глубочайший сон, даже не слышал, как вошёл и улёгся на скрипучей раскладушке, сильно подвыпивший отец, засидевшийся до поздна с Аликом на ветхой лавочке перед их домом. Они курили, и разговаривал «за жизнь».

Сам же Марков не напивался уже давно – потерял к этому и вкус, и интерес. В молодости, когда отучившись в средней мореходке, поступил сразу в высшее Таллиннское морское училище рыбной промышленности на штурманский факультет и, по окончании его, в каждом иностранном порту на стоянках, и по возвращении из рейса – он зажигал так, что потом, утром, часто даже не помнил произошедшего накануне. Но вдруг, перестал получать удовольствие от шумных, весёлых и, иногда, буйных попоек. Исходив все северные моря и Атлантику, побывав многократно во всех портах от Осло до Сент-Джонса, от Портленда до Монтевидео и Комодоро-Риводавия, и даже до Рио-Гельегоса, ему всё здорово прискучило – и пить, и наблюдать чужую жизнь. При советской власти, в молодости – к загранице был интерес живейший: другая планета, царство изобилия, к которому ещё и шкурный примешивался: сколько тряпок, обуви, аппаратуры, дисков и иного прочего перевозил в Союз на продажу Марков тогда! Какие пирушки закатывали они с товарищами в лучших таллиннских, рижских и ленинградских ресторанах, летали в Сочи, Гагры…

Теперь он думал по-другому. К чему всё это было? Деньги улетали, оставалась лишь тягучая усталость, досада, да похмельная депрессия. И ещё разборки и скандалы, до матерной ругани, с очередной женой.

У него совсем не вызывали жгучего интереса, как раньше, чужие страны, шумные, пёстрые улицы портовых городов, торговые центры, припортовые бары, заполненные моряками и головорезами всех цветов кожи, магазинчики и лавчонки, где можно было купить всё, что душе угодно, с хорошей скидкой. Но товар, конечно же, был поддельный. Зайдя на стоянку в иностранный порт, Марков теперь, в полном равнодушии погуляв немного по суше, цедил не спеша бокал светлого пива, набредя на какое-нибудь заведение поприличнее и отправлялся к себе на корабль, закрывался в своей каюте, выпивал несколько рюмок коньяка, шёл в кают-компанию обедать, и ложился спать, если не стоял вахту. Затем выискивал в интернете что-нибудь новое о морском судостроении, внимательно изучал технические характеристики судов, повторял навигацию, штурманское дело, морскую астрономию, обновляя и составляя заново свои таблицы, с учётом неизбежных изменений судоходных путей, глубин, течений. А если, была его очередь вахты, то всё это он проделывал сменившись. И ему уже не было ни скучно, ни тоскливо вдали от Родины, от знакомых людей, от города Таллинна, в котором он жил с четырнадцати лет и уже сроднился. На судне его все знали и понимали, и он знал и понимал всех. Это был его дом, его настоящая жизнь.

Вернувшись из рейса в Таллинн (экипажи менялись в Норвегии) – Марков из аэропорта первым делом ехал на такси в тихий городской район Мустомяэ, где имелась у него двухкомнатная квартира в доме, ещё советской постройки, купленная у пожилых русских, навсегда покидавших негостеприимную независимую Эстонию в начале двухтысячных годов. Его окна выходили на лес, ветки деревьев едва не соприкасались с балконом, и в гости к нему иногда запрыгивали любопытные и прыткие белки.

Он наскоро выкладывал из дорожной сумки свои вещи и отправлялся в Старый Город, где на древней улице Пикк, в уютном и светлом от белого с золочёным интерьера « Cafe Pikk 29», работала официанткой Алина, его женщина. Там было тихо, чопорно и благопристойно. Неистребимый, дурманящий запах кофе и ванильных с корицей булочек будоражил аппетит, а лучистые голубые глаза Алины, из-за линз узких, удлиненных очков, которые придавали её лицу немного загадочное и слегка стервозное выражение, что безумно влекло его к ней – светились спокойной радостью, и были чем-то похожи на глаза Оли…

Когда они с Олей в последний раз виделись? Так давно, что и не вспомнить уже! После московской Олимпиады – точно. А вот, в каком году? Кажется, в восемьдесят втором… Он тогда вернулся со штурманской плавпрактики, впервые побывав в Канаде – весь джинсово-фирменный и чрезвычайно гордый, и довольный собой. Переписка с Олей прервалась уже давно. Он только знал от бабушки, что Оля вышла замуж за военного и они сейчас за границей.

В село Марков приехал с шиком: на такси, с двухкассетным магнитофоном «Сони» в руках, блестевшими никелированным корпусом, новенькими массивными часами «Ориент» и с красивой кожаной сумкой через плечо, в которой лежали гостинцы и подарки для бабушки, да кое-какие мелкие заграничные вещички и косметика – на продажу. Бабушка так обрадовалась ненаглядному единственному внуку, что расплакалась, и у неё поднялось давление.

Целый день Марков провёл с ней, сначала лечил, как умел, потом рассказывал о себе, о том, что успел повидать. А вечером, хватив прихваченного с собой армянского коньяка, вышел на село прогуляться и покрасоваться. Он тогда был очень тщеславен и напыщен, этот Николай Марков, ещё недавно называемый Колькой, и гонявший по пыльным деревенским улицам босиком, или на старом велосипеде не по росту.

Марков, выходя из калитки, ненароком бросил взгляд в сторону Олиного дома и увидел её, и глазам своим не поверил. Да, она! О которой он всё время помнил, не выкинув

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 51
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности