Днем, когда Наоми стояла у пышного парадного входа в отель через дорогу от американского посольства, прислонившись к зеленой металлической коробке – распределительному щитку, как она думала, и бешено строчила на своем коммуникаторе, договариваясь с Блумквистом о встрече, кто-то слегка толкнул ее в плечо. Обернувшись, Наоми оказалась лицом к лицу с полицейским, вооруженным пистолетом-пулеметом. Он дежурил на углу у посольства, перешел дорогу позади Наоми и теперь стоял у бордюра, грозный и нелепый – в солнцезащитных очках, темно-синей форме, бронежилете и бронированных накладках, напоминающих панцирь рака, на плечах, ногах, ступнях. На плече полицейского висели пластиковые наручники-стяжки, прикрепленные клапаном к бронированной пластине, они в любой момент могли быть пущены в ход. Не хватало только шлема, вместо него страж порядка надел пилотку-лодочку.

– Почему вы здесь стоите? Не нашли другого места поиграться с мобильником?

Молодой красивый полицейский улыбался ей, однако совсем не дружелюбно. Надпись на красно-белом жетоне в форме щита у него на груди гласила: “Национальная полиция, республиканские роты безопасности”. Наоми знала, что это подразделение по борьбе с беспорядками, однако на улице, упиравшейся в площадь Согласия, царил полный покой, по самой же площади бродили толпы туристов. Неподалеку карикатурная компания американцев на сегвеях, готовясь влиться в людской поток, рассеянно внимала наставлениям инструктора.

– Жду знакомого. – Пока еще Наоми говорила по-французски неуверенно. Конечно, проведи она в Париже неделю, все было бы иначе. – Я живу здесь, в “Крийоне”, – объяснила она с грехом пополам, указывая за спину, и тут же разозлилась на себя, что с такой готовностью выложила все полицейскому.

Тот отнял руку от пистолета, махнул на Наоми, отгоняя, будто ребенка.

– Ждите своего знакомого с другой стороны от входа. Подальше от контроллера.

Тут-то Наоми поняла, что прислонилась к контроллеру, который, если прикоснуться к нему специальной карточкой, приводил в действие огромный стальной цилиндр – он поднимался из земли, с забетонированной площадки посреди улицы, и блокировал уличное движение.

Американское посольство, окруженное металлическими заграждениями и частоколом бетонных столбов-тумб с медными набалдашниками в виде желудя, – осиное гнездо. Попробуй влезть. Вернувшись в “Крийон” и вооружившись длиннофокусным объективом, Наоми вволю поснимала посольство из окна коридора – в знак молчаливого протеста. Стекла в окнах посольства были по большей части матовыми, однако Наоми пробирала дрожь: а вдруг через пять минут к ней в номер вломятся полицейские и арестуют ее – грубо, без церемоний, наденут те самые, вовсе не игрушечные пластиковые наручники, а то и накинут мешок на голову. Инцидент с копом взволновал ее, но что тому причиной? Этот островок Америки во Франции, обычное возмущение действиями властей, горячий полицейский или же садомазохистские фантазии, в которых она – жертва, вынужденная подчиняться? Наоми решила изучить феномен сексуальности солдат республиканских рот безопасности и написать об этом. В одном известном ей журнале для геев, издаваемом в Париже, такое с радостью напечатают. Если, конечно, что-то подобное кто-нибудь уже не написал.

Двойник Жан-Пьера Лео стремительно вошел в зал, уселся за ее столик. Улыбнулся и, разумеется, растопырив пятерню, убрал непослушную прядь прямых темно-каштановых волос, упавшую на лицо. К великому удивлению Наоми, на Блумквисте был облегающий костюм и узкий галстук. А также белая рубашка. Скромный темно-коричневый чемоданчик он аккуратно поставил на пол, прислонив к ножке стола. Парень внимательно посмотрел на Наоми, затем протянул руку, ловко просунув ее между стаканами из красно-желтого стекла и свечами, стоявшими на столе. Осторожному, интеллигентному рукопожатию Наоми уже не удивилась.

– Здравствуйте, – сказал он. – Итак, вы Наоми Сиберг. Красивая фамилия, как у кинозвезды. А я Эрве Блумквист, как вы, конечно, догадались.

Обмениваясь эсэмэсками после первого, публичного общения на форуме студентов Селестины, они условились, что говорить будут по-английски. Эрве сказал, ему нужна языковая практика.

– Мне и не нужно догадываться, – ответила Наоми, – я видела вас. Вы сами присылали мне видеозаписи.

Эрве аккуратно отнял руку, опять ухитрившись ничего не задеть. Наморщил лоб, якобы соображая что-то, слегка выпятил губы. Он знал, как продемонстрировать свою приятную наружность.

– Я всегда считал, видео неспособно запечатлеть меня. Мою суть, я хочу сказать.

Двадцатипятилетний Блумквист казался Наоми совсем юным, хотя она была старше всего на шесть лет. Во французской университетской среде он рано освоился, но, вероятно, именно по этой причине в остальном остался сущим подростком, что часто случается. Так писали на форуме благосклонные, но строгие друзья Эрве – писали для него и любопытных троллей, которых это могло заинтересовать. Вроде Наоми.

– По-моему, ваша внешность вполне соответствует вашей сути, – сказала Наоми. – В таких вещах я не слишком проницательна. Ваше лицо… его я узнаю. Не узнаю костюм и галстук. На видео вы всегда в джинсах и футболке. Вы для меня разоделись?

– Я никогда раньше не был в “Крийоне”. Боялся, что меня засекут и выкинут вон. Костюм взял у брата. Он адвокат. Как-то необычно, что журналистка остановилась в “Крийоне”, не находите?

– Если бы журналистка платила за номер в “Крийоне”, вот это было бы необычно.

– А вы не платите?

– Не деньгами.

– А чем? Натурой?

Наоми рассмеялась. Отлично рассмеялась – хрипловато, с неподдельной веселостью, ей всегда хотелось, чтобы смех у нее выходил именно таким. А все потому, что Эрве был так по-мальчишески откровенен и не скрывал надежды.

– Нет, не натурой. Фотографиями.

– Ах да. Фотографиями.

Эрве приложил пальцы к вискам и закрыл глаза.

– Вы кофе пьете? – спросил он.

– Да. Двойной эспрессо. Хотите?

– Глотну вашего, если не возражаете. Мне много не нужно.

Он открыл глаза и улыбнулся.

– Приступ мигрени.

Последнее слово Эрве произнес, растягивая первую гласную, как англичанин.

Наоми пожала плечами, пододвинула ему чашку.

– Прошу.

Блумквист взял чашку и принялся картинно вдыхать аромат кофе.

– М-м-м… Это опасно. Я могу возбудиться.

Он проглотил начало последнего слова, но говорить об этом Наоми не собиралась, хотя в переписке Эрве горячо просил “безжалостно исправлять” его речевые ошибки. Блумквист потягивал кофе с преувеличенным сладострастием, постоянно облизывая губы и пристально глядя на нее. Прикрыв глаза, Наоми покачала головой. Она чувствовала себя его мамочкой. Cнова посмотрев на Эрве, Наоми оказалась под прицелом настойчивого, зовущего взгляда убойной силы. Она достала из сумки диктофон, включила и поставила на стол.