Ты на миг удивляешься, осознав, что вы уже два месяца в пути. Два месяца после смерти Уке. Чуть меньше с начала пеплопада.

Затем ты быстро сосредотачиваешься на «здесь» и «сейчас». Поскольку после того как вы трое остановились посреди поселения и некоторое время стояли в смятении, дверь одного из домов открывается, и на порог выходят три женщины.

Сначала ты смотришь на арбалет в руках одной из них. Какое-то мгновение это единственное, что ты видишь, как в твой последний день в Тиримо, но ты не замораживаешь ее в мгновение ока, потому что он нацелен не на тебя. Он просто лежит у нее на руке, и хотя она всем видом показывает, что легко пустит его в дело, ты так же думаешь, что если ее не спровоцировать, она стрелять не будет. Кожа у нее такая же белая, как у Хоа, но, по счастью, ее волосы просто рыжеватые, а глаза обычного коричневого цвета. Она маленькая, тонкокостная, худенькая и узкобедрая, что заставило бы среднего экваториала отпускать гаденькие замечания по поводу ее способности к деторождению. Антаркт, возможно, из бедной общины, неспособной кормить досыта своих детей. Она далеко от дома.

Та, что привлекает твое внимание, является противоположностью первой, и, возможно, это самая грозная женщина, которую ты только встречала в жизни. И это не связано с ее внешностью. Она вполне себе санзе – ожидаемый валик темно-серых волос, ожидаемая темно-коричневая кожа и откровенно крепкое сложение. Ее глаза ошеломляюще черные – не потому, что черные глаза редки, но потому, что она подчеркивает их дымчато-серыми тенями и темной подводкой. Макияж среди гибели мира. Ты даже не знаешь, восхититься или оскорбиться.

И эти глаза подобны пронзающему оружию, удерживающему ваши взгляды на острие ее взора, пока она оценивает вашу одежду и снаряжение. Она не столь высока, как требуют каноны Санзе – ниже тебя, – но она носит толстый коричневый меховой жилет до щиколоток. От этого она похожа на маленького модного медведя. Однако в ее лице есть нечто, что заставляет тебя немного подобраться. Ты не уверена, что именно. Она улыбается, обнажая все зубы, взгляд у нее твердый, не дружелюбный, но и не враждебный. И по этой твердости ты узнаешь наконец, то, что видела несколько раз прежде: уверенность. Эта разновидность абсолютного, непоколебимого принятия себя обычна для глухачей, но здесь ты встретить ее не ожидала.

Потому что она, конечно же, рогга. Ты узнаешь своего, когда сэссишь его. И она узнает тебя.

– Хорошо, – говорит она, уперев руки в боки. – И сколько же вас, трое? Полагаю, разделяться вы не хотите.

Ты пару секунд пялишься на нее.

– Привет, – говоришь ты в конце концов. – Угу.

– Юкка, – говорит она. Ты понимаешь, что это ее имя. Затем она добавляет: – Юкка Рогга Кастрима. Добро пожаловать. А вы?

– Рогга? – вырывается у тебя. Ты постоянно используешь это слово, но когда его используют как кастовое имя, это подчеркивает его вульгарность. Называть себя роггой все равно что называть себя кучей дерьма. Это как пощечина. Это заявление, но о чем, ты сказать не можешь.

– Это, э-э-э, не одно из семи обычных функционал-имен, – говорит Тонки. Голос ее насмешлив, тебе кажется, что она пытается острить, чтобы прикрыть нервозность. – И даже не из пяти менее принятых.

– Назовем его новым. – Юкка пересчитывает взглядом всех твоих спутников, оценивает. Затем возвращается к тебе. – Значит, твои друзья знают, кто ты такая.

Ты с испугом смотришь на Тонки, та смотрит на Юкку так же, как она смотрит на Хоа, когда тот не прячется за тобой, словно Юкка – захватывающее новое чудо, у которого можно взять кровь на анализ. Тонки встречает твой взгляд с таким отсутствием удивления или страха, что ты понимаешь: Юкка права. Наверняка она уже некоторое время назад поняла это.

– Рогга как функционал-имя. – Тонки задумчиво смотрит на Юкку. – В этом много скрытых смыслов. И Кастрима – это тоже не зарегистрированное в Имперском реестре название поселения Южного Срединья, хотя должна признать, что я просто могла забыть. В конце концов, их сотни. Но вряд ли, у меня память хорошая. Это новобщина?

Юкка наклоняет голову, отчасти в подтверждение, отчасти иронически признавая чары Тонки.

– Технически да. Эта версия Кастримы существует лет пятьдесят. Официально это вовсе не община – просто очередная стоянка для путешествующих по тракту в направлении Юменес – Месемера или Юменес – Кетеккер. У нас больше производств, чем у прочих, поскольку в районе есть шахты.

Она замолкает, глядя на Хоа, и на мгновение выражение ее лица становится напряженным. Ты тоже озадаченно смотришь на Хоа, поскольку, хотя он и необычно выглядит, ты не понимаешь, что он сделал такого, чтобы так напрячь чужака. И тут ты, наконец, замечаешь, что Хоа стоит совершенно неподвижно и его маленькое личико заострилось, превратившись из обычно приветливого в нечто натянутое, злое и почти кровожадное. Он смотрит на Юкку так, словно хочет убить ее.

Нет. Не на Юкку. Ты следуешь за его взглядом к третьему члену отряда Юкки, которая до нынешнего мгновения стояла несколько позади них и на которую ты не обращала внимания из-за притягательности Юкки. Высокая хрупкая женщина – и тут ты замираешь, нахмурившись, поскольку не уверена в своем определении. Да, она женского рода, это верно. Ее волосы прямые, как у антарктов, темно-рыжие, декоративно длинные, они обрамляют лицо с тонкими чертами. Понятно, что оно хочет казаться женщиной, хотя носит длинное, свободное платье без рукавов, слишком тонкое для холодеющего воздуха.

Но ее кожа… Ты не можешь отвести взгляд, это грубо, это не лучший способ начать знакомство с этими людьми, но ты ничего не можешь с собой поделать. Ее кожа. Она не просто гладкая, она… какая-то глянцевая. Почти полированная. И у нее самая удивительная текстура, какую ты только видела – или это вовсе не кожа.

Рыжая женщина улыбается, и вид ее зубов подтверждает это, и тебя пробирает дрожь до самых костей.

Хоа в ответ на эту улыбку шипит, словно кот. И в этот момент ты наконец в ужасе видишь его зубы. В конце концов, он никогда не ест при тебе. Он никогда не показывает их в улыбке. Они окрашены, в то время как у нее прозрачны, они эмально-белы, что, вероятно, род камуфляжа, но не слишком отличны по форме от зубов рыжей женщины. Они не квадратные – они граненые. Алмазной огранки.

– Клятая Земля, – бормочет Тонки. У тебя те же ощущения.

Юкка резко смотрит на свою спутницу.

– Нет.

Глаза рыжей женщины смотрят на Юкку. Больше в ней ничего не движется, все ее тело остается совершенно неподвижным. Как статуя.

– Это можно сделать без вреда для тебя или твоих сотоварищей. – Губы ее тоже не шевелятся. Голос звучит неожиданно гулко, отдаваясь эхом где-то внутри ее грудной клетки.

– Я не хочу ничего делать. – Юкка упирает руки в боки. – Это мое место, и ты согласилась жить по моим законам. Прекрати!

Блондинка чуть меняет позу. Она не поднимает арбалет, но ты уверена, что она сделает это по первому знаку. К чему бы это ни привело. Рыжая пару мгновений не двигается, затем закрывает рот, пряча эти ужасные алмазные зубы. И тут ты понимаешь несколько вещей сразу. Первое – она на самом деле не улыбалась. Это была демонстрация угрозы, как киркхуша обнажает свои клыки. Второе – когда ее рот закрыт, а на лице спокойствие, она куда меньше пугает.