Ни Фомка, ни Сидорка не могли потом сказать, сколько времени они шли. Во тьме средь бушевавшей метели время остановилось. Все же сознание долга и воля к жизни заставляли их упорно передвигать ноги и преодолевать пургу шаг за шагом… Как смогли они во тьме найти землянку Дежнева, удаленную от берега на несколько десятков сажен? Помог ли им инстинкт охотников, почти столь же близких природе, как близки ей звери? Дым ли очага дал им возможность опознать жилье товарищей? Как бы то ни было, но Фомка с Сидоркой добрались до Дежнева.

Пока ватага Андреева бесплодно блуждала в поисках людей, Дежнев обжился вблизи устья Анадыря. Все тринадцать человек жили в одной землянке, покрытой найденным под снегом плавником. Это жилище, напоминавшее эскимосское, имело земляные нары и очаг, топившийся без трубы, по-черному. Днем плоские льдины, вставленные в маленькие окна, пропускали немного света. Ночью землянку освещали очаг и сальник.

В эту ночь Дежнев проснулся от холода и встал подбросить в очаг топливо. Огонь быстро разгорался и осветил нары, на которых вповалку спали землепроходцы. Вой пурги слышался через дымовое отверстие. Временами ветер врывался через него в землянку. Тогда снег кружился над нарами и шипел в огне очага.

Дежнев заметил чью-то рукавицу, показавшуюся из-за старого мехового одеяла, закрывавшего вход в землянку. Рука шарила, стараясь отцепить одеяло. Дежнев поднялся и отдернул его. Метель со свистом ворвалась в землянку.

Две заиндевевшие фигуры не вошли, а ввалились в землянку и тотчас ж потянулись к огню.

— Фомка! Сидорка!

Спавшие землепроходцы пробудились и вскочили.

— Где Андреев?

— Где остальные люди?

Фомка с Сидоркой молча грелись, обшаривая вокруг глазами. Вдруг Сидорка увидел, что ему было нужно. Он попытался сорвать висевший у потолка кусок мяса. Дежнев удержал его руку.

— Сколько дней не ели?

— Пятый, — еле выдавил Сидорка.

— Обожди. Не ешьте холодного. Сейчас дадим похлебку.

— Отколе у вас мясо?

— Нерп добыли.

Разогрели нерпичью похлебку. Фомка с Сидоркой поели и лишь тогда смогли рассказать о несчастьях, постигших ватагу Андреева.

Услышав, что в нескольких часах ходьбы оставлен Зырянин, а в трех днях пути — остальные девять человек, погибавшие от голода и холода, Дежнев опечалился.

— Беды не по лесу ходят, а по людям, — молвил он. — Мешкать нечего. Идем выручать товарищей!

Двое нарт, которые дежневцы успели смастерить, были нагружены мясом, меховыми одеялами и топливом. Только больные, Ефим Меркурьев да анкудиновцы Тришка и Родька остались в землянке.

Двенадцать человек связались друг с другом ремнями. Напитавшиеся и обогревшиеся Фомка с Сидоркой зашагали во главе ватаги тем путем, какой они только что преодолели со столь большим напряжением.

Пурга нанесла высокие снежные заструги и так изменила местность, что Фомка с Сидоркой не могли ее узнать. С отчаянием они бродили взад-вперед вдоль берега, звали Зырянина, раскапывали сугробы, искали срубленные вершины тальника. Их голоса терялись в вое пурги. Тальник был погребен под высокими застругами.

Для продолжения поисков Зырянина Дежнев оставил себе троих: Сидорку, Евтюшку Материка и Захарова. Остальные землепроходцы во главе с Фомкой пошли отыскивать группу Андреева.

Фомка не нашел Андреева и его людей. Более недели бродил он по местам, казалось бы, отмеченным им и Сидоркой. Остались ли Андреев, Астафьев и семеро анкудиновцев похороненными под глубоким снегом? Нашли ли их местные жители и увезли в свои зимовья? Это осталось неизвестным. Вернее — первое, так как через полгода Дежнев нашел местных жителей — анаулов, но никаких следов группы Андреева он у них не обнаружил.

Когда отряд Фомки вернулся в зимовье, Дежнев и остальные люди были там. Зырянина так и не нашли.

Мы оставили Михайлу Стадухина и беглых казаков на Яне осенью 1647 года.

Стадухин знал, что Студеное море не в каждом году пропускает с Яны на Индигирку. Пропустит ли оно будущим летом?

Не желая позволить Дежневу опередить себя, нетерпеливый Стадухин решил, не дожидаясь, лета, идти нартами на Индигирку, а с нее — на Колыму.

Дорогой ценой, отдавая по пяти соболей за каждую собаку и по соболю за нарты, он купил собачьи упряжки и в феврале 1648 года вышел на Индигирку с частью беглых казаков.

Перед уходом Стадухин поручил свой коч Василию Бугру.

— Лишь пройдет ледоход, лишь откроется в море заберега, идти тебе, Василий, со всеми твоими людьми на Колыму, — приказал он Бугру. — Идти вам с поспешением, — добавил Стадухин, садясь на нарты. — За леность и небрежение быть вам в великом наказании.

Сын боярский Василий Власьев скупил всех оставшихся на Яне собак, худших, чем доставшиеся Стадухину, и в марте двинулся на них на Колыму, намереваясь выйти к Средне-Колымскому зимовью. Он предпочел путь длиннее, но безопаснее.

Стадухин за семь недель дошел до Индигирки. Не слишком надеясь на своевременность прихода Бугра в Нижне-Колымский острог и зная, что там не достанешь леса для коча, Стадухин построил судно на Индигирке и много раньше Бугра и Власьева пришел на нем в Нижне-Колымский острог. Но как ни торопился Стадухин, а прибыл на Колыму месяцем позже ухода с нее кочей Дежнева. Стадухин был взбешен. Он тотчас же погнался бы за Дежневым по морю, но наскоро сшитый коч потек. Пока возились с кочем, наступил август. Начались заморозки. В море появились льды. Уж стало поздно думать о морском поиске.

Однажды в ветреный августовский день, когда рассеялись туманы, а над головой курлыкали отлетавшие журавли, Стадухин стоял у причалов, приглядываясь к двум кочам, подходившим с моря. В одном из них он признал свой коч, порученный Бугру. Торговый человек Михайла Леонтьев, стоявший у причалов рядом со Стадухиным, радостно вскричал:

— Батюшки-светы! Никак мой коч идет!

Никогда не отличавшийся солидностью фигуры, Леонтьев совсем извелся, больше года дожидаясь прихода с Лены своего коча, груженного хлебным запасом и другими товарами. Но радость Леонтьева скоро уступила тревоге. Он не видел на коче ни своего приказчика Максима Усольца, ни его покручеников. С коча сошли Василий Бугор, Артемий Солдат, Павел Кокоулин. На втором коче подошли Ерофей Киселев, одноглазый Шалам Иванов и другие беглые казаки.

— Доброго тебе здоровья, приказный! — приветствовал Бугор Стадухина. — Дошли благополучно. Шли, как ты и приказал, с великим поспешением.

— «С поспешением!» — насмешливо повторил Стадухин, не скрывавший одолевавшей его досады. — Ледостав на носу, а ты еле доволокся! Раделец мне, тоже!

— Где мои люди?! — истошным голосом возопил Леонтьев. — Где мои товары?!

Бугор удивленно посмотрел на щуплого торгового человека.