3 ноября, всего через месяц после памятной встречи, сеньор Амадор Герреро, мэр Панамы, созвав жителей города на открытое собрание, официально объявил о том, что с гнетом Боготы покончено, Панама отныне независима, а сам он, разумеется, готов принять на себя бремя власти. 4 ноября аналогичная акция прошла во втором по величине городе провинции, Колоне, под руководством дона Доминго де Обальдиа. Полиция, дыша перегаром, поддержала патриотов, а народные массы ликовали, проклиная южан, съевших панамское сало. Экстаз слегка гасило то обстоятельство, что президент Маррокин уже послал морем воинские части наводить порядок, а защищаться у «революционеров» было решительно нечем, но это и не предполагалось. Корабль ВМС США Nashvil, по стечению обстоятельств крейсировавший у берегов Панамы, задержал транспорты для досмотра, не позволив им выгружаться в порту Колона. Когда же они с грехом пополам высадились на побережье, командир пехотной части, охранявшей железную дорогу, сперва запретил подавать «карателям» поезд, а затем и вовсе разоружил их. 6 ноября Соединенные Штаты заявили о признании новой республики де-факто и дали понять, что не позволят «кровавому тирану Маррокину» удушить очаг юной свободы.

Через три дня панамская делегация во главе с полномочным послом республики сеньором Фелипе Хуаном де Бюно-Варилья отплыла на пароходе в США для ведения переговоров и сразу по прибытии приступила к делу. Пару дней дона Фелипе Хуана водили по театрам и выставкам, катали по Вашингтону, поили шампанским, угощали устрицами и баловали самыми дорогими блондинками. А 18 ноября, в бильярдной особняка, принадлежащего государственному секретарю Джону Хею, Бюно-Варилья, на пару минут оторвавшись от сигар и ликера, не глядя, подмахнул предложенный ему чистовой (!) вариант договора, который спустя несколько дней и был ратифицирован доктором Герреро в Желтой Комнате президентского дворца. Причем без прочтения, поскольку английским Отец Независимости владел, мягко говоря, не на высшем уровне, а перевести документ на испанский американцы позабыли. Впрочем, дон Фелипе Хуан клятвенно подтвердил, что бумаги в полном порядке. А документ между тем был интереснейший.

Во-первых, Штаты обязывались выплатить Панаме 10 миллионов долларов и далее платить по 250 тысяч в год. То есть сумму, которую сочла неприемлемой Колумбия. Во-вторых, брали на себя функции гаранта независимости Панамы «на вечные времена», взамен получая право использовать, оккупировать (!) и отчуждать (!) территории в 16 километров вдоль намеченной трассы канала, а «при необходимости» – на их усмотрение – и в других районах страны, тоже навечно, а не на жалкие 99 лет, как предполагалось в «колумбийском» проекте. А в-третьих, право (опять же «при необходимости») контролировать общественный порядок в стране, включая право на интервенцию (!) без пояснения оснований.

Как выяснилось достаточно скоро, понятие «необходимость» трактовалось американскими юристами более чем своеобразно. Все три ближайшие избирательные кампании (1908, 1912 и 1918 годов) проходили под «наблюдением» US-marins, причем если в 1908-м и 1912-м дело ограничилось присутствием военных моряков около урн, то в 1918-м, когда возникла реальная угроза режиму «отцов-основателей», американские офицеры были введены в состав избирательных комиссий, а в «проблемной» провинции Чирики даже полностью их укомплектовали, в связи с чем правительство опубликовало специальный манифест, разъясняющий, что поскольку американцы полностью финансируют проведение выборов, «снимая тяжкое бремя с панамского бюджета», то в их действиях нет ничего предосудительного. С чем, в общем, тяжело спорить.

Хорошее, увы, мимолетно. Праздник окончился, начались суровые будни. Уже без Бюно-Варилья. Получив свои деньги, он отбыл из постылой Америки домой, где частично расплатился с инвесторами, безумно счастливыми, что вернули хоть что-то, а затем возглавил газету «Матэн», за несколько лет сделав ее одной из самых популярных во Франции. В Штатах о Панаме забыли, ненадолго вспомнив лишь в период избирательной кампании 1908-го, когда панамские политики, весьма недовольные слишком малым, с их точки зрения, вознаграждением за участие в шоу 1903 года, решили сделать гадость наследнику Рузвельта Тафту и «слили» его оппонентам некоторые пикантные детали. В том числе и о том, что из 80 миллионов, выделенных на выкуп долей французских инвесторов, ровно половина до адресатов не дошла, осев в карманах Джона Пирпонта Моргана и лиц из ближнего круга президента. Впрочем, Тафт, несмотря на серьезность компромата, был избран, а пар ушел в гудок. Вот, кажется, и все. Остается разве добавить, что 12 июля 1920 года, когда канал, наконец, был открыт для эксплуатации, выяснилось, что единственным держателем акций вновь созданного акционерного общества для управления Панамским каналом является военное министерство США.

Всем, кто решит упрекнуть меня во «вторичности». Я в курсе, что на интересующие меня темы писали и Марк Твен, и О’Генри, и многие другие, в том числе и в Сети. Даже не просто в курсе, а активно пользуюсь их данными, делая дайджест для читателей, не имеющих времени освежать в памяти фельетоны Сэмюэля Клеменса и юморески Вильяма Сиднея Портера или искать в Нете специальные публикации. Иными словами, я не изготовляю ключики к открытым дверям и не ломлюсь в них, я просто предлагаю желающим заглянуть. И еще. Искренне удивлен стремлением некоторых собеседников приписать мне некую тенденциозность в отношении США. Дескать, я говорю, что они пытаются вырвать «испорченные страницы» из своей истории, а они вовсе не делают этого, напротив, все помнят, и им стыдно, и они каются. Верно. Каются. Вот, например, не так уж давно, 23 ноября 1993 года… Однако начнем с начала.

Великий человек велик, независимо от того, тога на нем, овчинный тулуп, золоченый мундир или набедренная повязка. Камеамеа I, вождь гавайского острова Оаху, соединил в себе таланты Наполеона, Кромвеля и Бисмарка. Еще дикарь (в европейском понимании), но дикарь гениальный, с прозрениями. Объединяя острова, он пользовался помощью европейских моряков, все чаще захаживавших «на огонек». Те, учитывая мощь туземного войска, вели себя прилично. Торговали, поставляли оружие, строили парусники, оседали, женились на девушках из высшей знати и плавно вливались в местную элиту. После прагматичного решения Великого Короля признать протекторат Лондона, наладились наилучшие отношения с Великобританией. Все чаще заплывали и американцы. Короче говоря, на карте мира неспешно проступали контуры нового государства.

Однако, как учит история, любой Цезарь лишь тогда чего-то стоит, когда вслед ему идет Август. Зулус Чака и мальгаш Адрианаманпуйнимерина ничем не уступали гавайскому современнику. Но наследники первого, ни к чему не стремясь, так и прожили весь XIX век повелителями полуголых воинов-пастухов, а преемники второго, достигнув кое-каких успехов, скатились в застой. Сыновья же Камеамеа не подвели. Покровительствуя миссионерам, они христианизировали острова, покончив с влиянием аристократии и жрецов. Активно привлекали иностранных советников. Обустраивали плантации хлопка и сахарного тростника. Была переведена на гавайский язык Библия, введена «правильная» система налогообложения, издан закон о свободной купле-продаже земли (сперва вождям, затем любому гавайцу, а позже и иностранцам). Возникла сеть бесплатных школ. Появились газеты на гавайском языке. В 1839-м король Кауикеаоули (Камеамеа III) подписал «Декларацию прав людей и вождей», начинавшуюся со слов: «Если, по воле Бога, кровь у всех народов Земли одинакова, значит, все люди равны» и гарантировавшую подданным свободу совести, вероисповедания и равенство перед законом, спустя год – «Конституцию Гавайского королевства». Начал работать совещательный (пока) парламент. А в 1852-м король, сундуками выписывавший книги из Европы, усмотрев некую сермяжную правду в трудах Прудона и прочих, утвердил новую конституцию, уравняв в правах всех островитян, даже китайских кули. Парламент разделился на две палаты, появился Верховный суд, решения которого были обязательны и для короля. Правда, позже Камеамеа V (Лот) демократию слегка урезал, введя образовательный и имущественный цензы, но и в таком виде ей аналогий не было.