Да, Дюнкерк был хуже, чем поражение. Десятки тысяч вновь прибывших во Францию солдат были эвакуированы через западные порты, так и не увидев врага. Во время потопления военного транспортного судна «Ланкастрия» и других судов погибли десятки тысяч людей, так и не схватившись с врагом. Мы позорно и нелепо бежали, подставляя свои спины в качестве мишени для гитлеровских войск.

Однако когда наши части прибыли на родину, мы увидели расцвеченные флагами улицы. Правительство хотело уверить народ, что Дюнкерк – это победа. О победе кричали радиорупоры, утренние и вечерние газеты. Но нельзя было обмануть солдат и офицеров, переживших дни Дюнкерка.

Дюнкерк не был результатом «высшей военной стратегии». Дюнкерк явился итогом политиканства и интриг, которые наши правители вели за спиной народа и армии.

На протяжении долгих лет правящие круги Англии шли на сговор с Гитлером. Во Франции вскоре после Мюнхена я как-то встретился с крупным дельцом Холлом-Эллиотом. Мистер Холл-Эллиот прибыл в Париж для того, чтобы, по его выражению, «встряхнуться от утомительной и скучной лондонской жизни». Он весело проводил время в дорогих ресторанах и мюзик-холлах. В промежутках между этими «занятиями» Холл-Эллиот со снисходительной улыбкой на отекшем самодовольном лице философствовал на житейские и политические темы. «Гитлер не так уж плох, – изрекал он. – Во всяком случае он все понимает с полуслова. С ним всегда можно столковаться». Точно так же рассуждал и мой воинский начальник во Франции Кэмпбелл, в прошлом служащий крупного лондонского банка. Кэмпбелла, по всей видимости, больше устраивало бы соглашение с нацистами. Тогда военные действия на Западе прекратились бы и он, Кэмпбелл, смог бы показать свою доблесть в войне на Востоке, то есть в войне против Советского Союза.

В то время как люди, подобные Холлу-Эллиоту и Кэмпбеллу, занимались рассуждениями, политиканы действовали, навлекая позор на наших доблестных солдат и на наш мужественный народ.

Лиддел Гарт, известный реакционер, бывший советник Хор-Белиша, был явно заинтересован в том, чтобы оправдать Дюнкерк. Несмотря на это, описывая ход военных действий в своей книге «По ту сторону холмов», Лиддел Гарт пришел к выводам, которые бросают свет на истинную подоплеку Дюнкерка. Согласно его утверждению, события в те дни шли не своим обычным ходом, а являлись цепью «чудес». Странно только, что Лиддел Гарт, являющийся английским военным специалистом, рассуждает не с точки зрения британской армии, а с точки зрения генерального штаба фашистской армии. По словам Лиддел Гарта, этот штаб был поражен исходом Дюнкерка. Если бы не удивительная «сдержанность» Гитлера, который запретил основным силам нацистской армии продвигаться к побережью, британская армия, загнанная своим командованием на узкий клочок земли, вместо того чтобы сражаться, была бы полностью уничтожена.

«Германские танковые силы, – пишет Лиддел Гарт, – вышли к побережью Ла-Манша, в тыл британской армии, в то время, когда она еще находилась где-то в глубине Фландрии. Казалось, что, отрезанная от своих баз и от основной массы французской армии, она будет отрезана также и от моря. Те, кто спасся, часто задавали себе вопрос: как им удалось достигнуть побережья?

Ответ на этот вопрос гласит: их спасло вмешательство Гитлера, когда ничто другое уже не могло бы им помочь. Приказ, неожиданно отданный бронетанковым силам по телефону, остановил их как раз в ту минуту, когда они были в виду Дюнкерка, и держал их в неподвижности, пока отступающие англичане не достигли порта и не выскользнули у них из рук».

Лиддел Гарт и здесь остался верен себе. Он в восторге от «великодушия» Гитлера, но он не удивлен тем, что командование британской армии оказалось в ловушке у гитлеровцев. Однако из приводимых им фактов совершенно ясно, что обе стороны руководствовались не стратегией и не законами войны, а своими тайными соображениями. Гитлер «спас» трехсоттысячные британские экспедиционные войска потому, что британские политики гарантировали ему бегство своей армии, легкую победу над Францией и прекращение активных военных действий в Западной Европе. Но ведь мы могли сражаться с Гитлером и тем самым сохранить нашу армию и ее честь в боях, а не спасаться позорным бегством. Фракция оказалась преданной. Ее предали фашистам наши горе-политики.

Ее предали и те, кто в этот грозный час руководил ею: Лаваль, Поль Рейно, Даладье и другие.

Так жизнерадостный, свободолюбивый народ Франции был отдан на расправу нацистам, а наша страна оказалась в непосредственной близости к гитлеровским базам бомбардировщиков, а позже к базам смертоносных фау-снарядов.

До войны я несколько лет жил во Франции. Во Франции прошли мои самые беззаботные студенческие годы. Там я, страстный любитель книг, изучал произведения великих ученых и поэтов прошлого, «заедая» эту книжную премудрость скромными бутербродами и булочками в веселых парижских кафе. И все-таки, где бы я ни был за границей, по вечерам меня неудержимо тянуло услышать родину. Я настраивался на знакомую волну, и бой Биг-Бена, красивый, вибрирующий голос родины, говорил мне, что я не одинок в этом мире.

Возвращение в Англию после Дюнкерка было благословением для меня и моих товарищей. Родина дала нам силу пережить все разочарования и приготовиться к грядущим боям. Англия была в то время великолепна. Бомбардировки еще не успели обезобразить ее городов и вековых парков. Изменились только люди. Они стали более суровыми, гораздо более собранными и решительными. И в то же время они ни на минуту не унывали, ибо верили в грядущие хорошие времена, верили в победу.

Достаточно было послушать разговоры в бомбоубежищах, чтобы понять, что мы, англичане, хотим честно воевать с Гитлером, как бы ни хитрили наши политиканы.

Однажды во время воздушного налета на Ливерпуль я укрылся в одном из наспех построенных бомбоубежищ. Пожилой рабочий читал вечернюю газету. Рядом с ним сидели старик и женщина, закутанная в шаль. У женщины – двое маленьких ребятишек с испуганными глазами. Ребятишки сидят на потрепанном старом чемодане. В этом чемодане, очевидно, находилось самое ценное их имущество. Быть может, этой ночью в дом, где они живут, попадет бомба. Но женщина не думает о своем доме. Она деловито вяжет чулки для своих детишек и слушает рабочего, который читает вслух газету, где описывается, как наши ополченцы день и ночь стоят в дозорах на дорогах и поросших вереском равнинах, на окраинах городов и на голых скалах. Женщина и старик одобрительно кивают.

Разговоры о войне ведутся повсюду – на улицах, в автобусах и трамваях, в армейских частях и дешевых столовых, куда забегают, чтобы наспех утолить голод. «В 1938 году мы отдали немцам Чехословакию, потом Польшу, а теперь Францию, – говорит рабочий в небольшой пивной „Стрела“ в Ливерпуле. – Нам надо было с самого начала заключить союз с русскими. Если бы мы шли рука об руку с ними, наци не стояли бы сейчас на пороге Англии».

Перед тем как отправиться в двухдневный отпуск к семье, в свой родной Ливерпуль, я побывал в Лондоне. Стоя на Вестминстерском мосту и глядя на здание парламента, прислушиваясь к бою Биг-Бена, я думаю о прошлом английского народа. Сражение при Гастингсе, Великая хартия, война Алой и Белой Розы, Кромвель, Долгий парламент, эпоха великих открытий и изобретений, чартистское движение и борьба тред-юнионов в девятнадцатом веке… Я вспоминаю уроки истории в школе и высказывания политических деятелей прошлого.