Я прекращаю расхаживать, вернее, метаться по офису, зато начинаю притопывать по полу. Я в полном отчаянии. Мне бы прямо сейчас как-нибудь задами выводить Гарру с территории фермы…

— Значит, — говорит Жан Клод, — придется тебе к ним ехать.

Я мотаю головой.

— Не могу, времени нет. У меня на сегодняшнее утро назначено дело, не терпящее отлагательства…

— Если не поедешь, — говорит он, — вот тогда у тебя времени ни на что точно не будет, потому что нам с тобой двадцать семь денников вдвоем чистить придется. А эта работа, строго говоря, в условия моего контракта не входит.

Я в ужасе смотрю на него. И наконец выдавливаю:

— Тогда придется поехать…

— Вот и хорошо. Только сначала лошадей выпустим. Давай, давай, приступай.

Он слезает с дивана, грациозно перемещается за мой стол и тянется к телефону.

— А я пока позвоню, занятия отменю.

Боже, боже… Каждый час индивидуальных занятий мог принести в нашу копилку по сто пятьдесят долларов.

Групповые смены добавили бы еще больше. Мы не можем позволить себе отмену занятий. Даже на один день.

Может, мне просто взять да и спалить всю конюшню?.. Хоть что-нибудь бы до конца довела…

* * *

Когда все лошади выпущены, я вся в грязи, на последней стадии отчаяния и отчетливо понимаю, во что превратится наша жизнь, если конюхи не вернутся. Тихий ужас — вот что нас ждет!

На первый взгляд кажется — не бог весть какая тяжкая работа, выпустить лошадей в поле. Но всего-то вдвоем, да учитывая, что до ворот некоторых левад топать ярдов двести, не меньше, вывести на пастбище тринадцать лошадей — это, скажу я вам, задача! Под конец я заставляю их рысить и сама бегу рядом. Я даже вспоминаю небезопасный метод, от которого когда-то отваживала Луиса, — выводить по две лошади сразу.

Потом я возвращаюсь в конюшню, чтобы подняться в офис и переписать адреса всех этих Эрнандесов — Санта-Крузов — Гутьерресов. Выскочив из-за угла, я замечаю Жана Клода — он отпирает денник Гарры.

— Нет! Не надо!

Он оборачивается и глядит на меня, и я запоздало соображаю, что выговорила это слишком громко, слишком резко. Я засовываю руки в карманы и напускаю на себя невинный вид.

— Сегодня пускай побудет внутри…

Жан Клод не отводит глаз.

— Почему?

— Просто я так хочу.

Должно быть, голос мой звучит раздраженно. Ну и пускай. Он решит, это оттого, что нам еще двадцать семь денников чистить. Ясное дело, настроение у меня не радужное.

* * *

Подъезжая к месту жительства Эрнандесов — Санта-Крузов — Гутьерресов, я репетирую то, что собираюсь сказать им. Речь получилась вроде бы неплохая, но тут в полной мере проявляется мой топографический кретинизм. Я умудрилась заблудиться и никак не могу отыскать нужную улицу.

При этом я понимаю, что нахожусь в нужном районе, и еще больше раздражаюсь. Мне все не удается высмотреть таблички на домах. Одни скрывают разросшиеся деревья, другие вовсе отсутствуют. Да и улицы тут какие-то кривые.

Тридцатью пятью минутами позже, в четвертый раз проезжая одну и ту же растрескавшуюся бетонную пародию на жилье, я уже не могу сдержать слез. Я паркуюсь на гравийной обочине и принимаюсь рыться в сумочке в поисках сотового телефона. И, как и следовало ожидать, не нахожу его там.

Я поднимаю взгляд и вижу троих мужчин, подходящих к фургону. На всех — белые нижние рубашки, не блистающие чистотой. Все трое — мексиканцы.

Я так рву машину вперед, словно от этого зависит моя жизнь. Гравий выстреливает из-под колес. Шины отчаянно визжат, соприкоснувшись с бетоном.

Когда я вновь подруливаю к конюшне, Жан Клод катит через стоянку тачку, полную сена. Заметив меня, он оставляет тачку и подходит к водительской дверце. И встает у опущенного окошка, опираясь одной рукой о машину, а другую положив на бедро.

Он спрашивает:

— Что случилось?

— Я заблудилась…

— Каким образом?

— Как это — каким образом? Там не улицы, а синусоиды! Ты в том районе бывал хоть раз?

— Да, бывал.

Я смотрю на свои коленки, чувствуя, что порка мне по заслугам. Он предлагает:

— Давай я карту тебе нарисую.

— Я туда все равно больше не поеду! Давай лучше ты!

— Нет, — отказывается он. — Ни за что.

— Ну почему? — Я почти умоляю. — Ты там все знаешь. И их знаешь…

— Правильно. Но не я уволил Луиса, а ты.

Я подхватываю:

— Вот именно! Представляешь, как они отреагируют на мое появление? А ты — другое дело. Ты с ними дружишь. Ты и на ту вечеринку по поводу дня рождения ездил…

Он смотрит на меня осуждающе.

— Ну пожалуйста, Жан Клод, съезди к ним, я тебя очень прошу!

Я опускаю голову и снизу вверх смотрю на него из-под густых ресниц, что есть мочи изображая принцессу Диану. Правда, учитывая вымытую под шлангом голову, получается скорее злая карикатура.

Жан Клод тяжко вздыхает.

— Женщины, женщины…

И кладет на бедра уже обе ладони, глядя куда-то в сторону открытого манежа.

Я жду. И наконец он поворачивается ко мне.

— Ну ладно, уговорила, — произносит он и берется за дверцу фургона. — Съезжу, что с тобой делать. А ты давай пока денники выскребай.

Я благодарно киваю. Но, как только он отъезжает, я тотчас бегу в офис. Я отчетливо понимаю, что другой шанс разузнать о новом доме для Гарры мне сегодня вряд ли представится.

Однако прежде, чем начать шерстить Интернет, я звоню Дэну. Гудки идут и идут. Я насчитываю целую дюжину и уже готова сдаться, когда он наконец отзывается.

— Дэн?..

— Аннемари, — отвечает он после паузы.

Голос у него холодный и отстраненный.

— Есть минуточка?

— Вообще-то я здорово занят…

— Дэн, ну пожалуйста, не надо так! Мне очень нужно с тобой переговорить!

Что-то шуршит, и воцаряется тишина.

— Дэн…

— У меня кузнец тут. Я тебе позже перезвоню.

Щелчок. Гудок. Я тупо смотрю на телефонную трубку…

* * *

Где-то через час на лестнице раздаются шаги Жана Клода. Я живо сворачиваю все окна и виновато вскакиваю со стула, чтобы сразу спросить:

— Ну как? Ты их видел?

Жан Клод прислоняется к косяку и молча кивает. По выражению его лица я вижу — дело плохо.

— Так что они тебе сказали?