К несчастью, в политике маньчжуры оставались доминирующей силой, и на императора Сянь Фэна их мнения оказывали решающее влияние. Цзэнь Гофань мог быть лучшим генералом в империи, но продвигать его дальше по службе Его Величество боялся. И такую ситуацию я бы назвала типичной. Любой высокопоставленный китаец в любой момент мог лишиться своего поста, причем без всяких объяснений.

Принц Гун неоднократно советовал императору прекратить дискриминацию в своем правительстве. Его точка зрения была весьма определенной: пока Его Величество не станет демонстрировать в своем поведении истинной справедливости, он не дождется ни от кого истинной верности.

И Цзэнь Гофань служил этому мнению хорошей иллюстрацией. Заслуженный генерал не мог поверить, что его пригласили во дворец с целью поощрения. Когда император обратился к нему с безобидной шуткой: «Генерал, кажется, твое имя — Цзэнь — отсекатель голов?» — он бросился на землю и затрясся от страха.

Услышав, как дробно звенят его украшения, я едва не захихикала за своей занавеской.

Император постарался его успокоить:

— Почему ты не отвечаешь на мой вопрос, генерал? — спросил он.

— Прежде чем я оскверню уши Его Величества своим именем, пусть меня накажут, и я умру десять тысяч раз! — ответил генерал.

— Нет-нет, я на тебя не гневаюсь, — улыбнулся Сянь Фэн. — Встань, пожалуйста. Мне просто нравится имя Цзэнь — отсекатель голов. Объясни, как ты его получил.

Прежде чем ответить, мужчина глубоко вздохнул:

— Ваше Величество, это имя сперва было придумано моими врагами, а потом его переняли и подчиненные.

— Ваши подчиненные должны гордиться, что служат под вашим руководством..

— Да, так оно и есть.

— Ты прославил меня, Цзэнь Гофань. Хотел бы я, чтобы среди моих генералов было побольше таких отсекателей голов!

Когда император Сянь Фэн пригласил Цзэня к своей трапезе, то тот ударился в слезы. Он сказал, что теперь может спокойно умереть и с гордостью предстать перед лицом своих предков, потому что принес им большую честь.

За столом, приняв некоторое количество горячительного, генерал Цзэнь расслабился. Тут меня ему представили в качестве любимой наложницы императора, и он тут же бросился на колени и поклонился мне до земли. Меня это очень тронуло. Много лет спустя, когда мой муж уже умер, а мы с Цзэнь Гофанем оба стали старыми, я спросила его, что он подумал про меня, когда впервые увидел. Он принялся изворачиваться и льстить, сказав, что настолько был сражен моей красотой, что вообще ни о чем не мог думать. В то же время он спросил меня, помню ли я, как он выпил грязную воду из чаши, предназначенной для мытья рук после еды.

Меня очень радовало, что император Сянь Фэн счел возможным познакомить меня со своими высокопоставленными друзьями. В его глазах я все еще оставалась наложницей, хотя и любимой. И тем не менее такой поворот событий оказался решающим для моего будущего политического развития и возмужания. В будущем персональное знакомство с такими людьми, как Цзэнь Гофань, сослужило мне хорошую службу.

Слушая разговор между императором Сянь Фэном и генералом, я погружалась в сладчайшие воспоминания о днях моего детства, когда отец рассказывал мне истории из китайской старины.

— Ты сам человек ученый, — говорил император Цзэню. — Я наслышан, что ты предпочитаешь брать к себе на службу грамотных офицеров.

— Ваше Величество, — отвечал тот, — я считаю, что человек, знакомый с учением Конфуция, гораздо лучше понимает, что такое верность и справедливость.

— Я также слышал, что ты не нанимаешь к себе бывших солдат. Почему?

— Видите ли, на собственном опыте я убедился, что у профессиональных солдат, как правило, очень дурные привычки. Когда начинается сражение, их первая мысль — как спасти свою шкуру. Они бессовестно дезертируют с поля боя.

— А как же тебе удается находить достойных солдат?

— Я трачу деньги на то, чтобы рекрутировать крестьян из бедных и отдаленных горных районов. У этих людей более цельные и чистые сердца. А обучаю их я сам, и при этом стараюсь воспитать в них чувство братства.

— Говорят, что многие из них родом из Хунани.

— Да. Я сам оттуда родом. Так гораздо легче для них находить между собой общий язык, а заодно и со мной. Мы ведь говорим на одном диалекте. Получается что-то вроде одной большой семьи.

— А ты, разумеется, отец?

Цзэнь Гофань улыбнулся, одновременно польщенный и озадаченный.

Император Сянь Фэн покивал головой.

— Мне доложили, — сказал он, — что ты экипировал свою армию превосходным оружием, даже лучшим, чем императорская армия. Это правда?

Цзэнь Гофань поднялся с кресла и упал на колени.

— Это правда, — сказал он. — Но самое главное, что Ваше Величество не сомневается, что я тоже часть императорской армии. По-другому я себя не представляю. — Он склонился к полу и долго оставался в таком положении, подкрепляя такой позой свои слова.

— Встань, пожалуйста, — обратился к нему Сянь Фэн. — Давай я перефразирую свои слова, чтобы между нами не оставалось недоразумений. Я считаю, что императорская армия, особенно те дивизионы, которые находятся под руководством маньчжурских военачальников, превратились в сборище бесхребетных лентяев и кровососов. Они пьют кровь королевской династии и ничего не дают взамен. Именно поэтому я столько времени потратил на то, чтобы побольше узнать о тебе.

— Да, Ваше Величество. — Цзэнь Гофань поднялся с пола и снова сел на свое место. — Кроме того, я считаю, что не менее важно правильно экипировать солдатские умы.

— Что ты имеешь в виду?

— Крестьяне, перед тем как стать солдатами, совершенно не умеют воевать. Как и для большинства людей, вид крови им невыносим. И такое отношение нельзя изменить наказанием, но существуют и другие пути. Я не могу позволить своим людям привыкнуть к поражениям

— Понимаю. Я сам привык к поражениям — На губах императора заиграла саркастическая улыбка.

Ни я, ни Цзэнь Гофань так и не поняли, шутит ли Его Величество или обнаруживает свои истинные чувства. Палочки, не достигнув рта, так и замерли в руках у генерала.

— Я несу бремя стыда, которое для меня невыносимо, — продолжал Его Величество как бы в пояснение своих предыдущих слов. — Разница с твоими солдатами лишь в том, что я не могу дезертировать.

Печаль Его Величества произвела на генерала сильное впечатление. Он снова упал на колени.

— Клянусь моей жизнью, Ваше Величество, — взволнованно заговорил он, — что верну вам вашу честь. Моя армия готова умереть за династию Цин.

Император Сянь Фэн встал с кресла и помог генералу подняться с пола.

— Как велики силы под твоим командованием?

— У меня тринадцать дивизионов сухопутных сил и тринадцать морских. Плюс местные храбрецы. В каждом дивизионе по пятьсот человек.