Я очень надеялась, что император наконец сможет перенаправить свою энергию в более практичное русло. Вернувшись с горы, он сказал, что желает посетить своего брата, принца Гуна, в его резиденции, называемой Садом проницательности и расположенной приблизительно в двух Милях от Запретного города Такое решение едва не заставило меня признать, что дух его отца действует. Я спросила, смогу ли я его сопровождать, и когда он ответил «да», то впала в некоторое беспокойство. Самого принца Гуна я уже видела несколько раз, но ни разу с ним не разговаривала.

Паланкин Сянь Фэна был очень большим, величиной едва ли не с комнату. Стенки его были затянуты солнечного цвета шелком, так что внутри все пространство казалось наполненным мягкими солнечными лучами.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

Я улыбнулась:

— Я пытаюсь догадаться, что на уме Его Величества

— Я сейчас тебе покажу, что у меня на уме, — ответил он, поглаживая мои бедра.

— Но ведь не здесь же, Ваше Величество! — Я оттолкнула его прочь.

— Никто не может остановить Сына Неба!

— Но ведь носильщики узнают!

— Ну и что?

— Пойдут разные слухи, обрастут подробностями. Завтра утром, за завтраком, Ее Величество великая императрица при упоминании моего имени начнет плеваться.

— Просто она забыла, что когда-то занималась тем же самым с моим отцом.

— Но, Ваше Величество, я не хочу, чтобы в таких поступках была уличена я.

— Тем не менее я это сделаю.

— Подождите, пока мы вернемся во дворец, прошу вас!

Но в ответ он только рывком притянул меня к себе. Я боролась и старалась от него ускользнуть.

— Ты что, не хочешь меня, Орхидея? — задыхаясь, говорил он. — Подумай об этом, я ведь предлагаю тебе свое семя!

— Вы говорите о своем бессильном семени? О семени, которое никогда никого не оплодотворяет?

Паланкин вздрагивал и раскачивался в разные стороны. Я пыталась держаться стойко, однако это было невозможно: китайский император не привык себя сдерживать. Головные носильщики и главный евнух Сым начали переговариваться. Мне показалось, что один из носильщиков обеспокоен, не грозит ли Его Величеству какая-нибудь опасность. Он собрался остановиться и проверить, что происходит в паланкине. Сым между тем прекрасно знал, что там происходит. Они с носильщиком начали спорить.

Из паланкина выпала моя туфля. Главный евнух Сым ее поднял и поднес к самым глазам носильщика, который наконец все понял. Все препирательства между ними прекратились. Именно в этот момент Его Величество достиг кульминации. Паланкин затрясся с новой силой. Сым деликатно надел туфлю на мою ногу.

Я радовалась тому, что эта выходка вывела Его Величество из депрессии. После нее он наговорил мне кучу комплиментов. Но они не показались мне убедительными. Внешне я действительно казалась очаровательной, сильной и самоуверенной, но за этой маской скрывались чувства одиночества, беспомощности и — как ни странно это звучит — неудовлетворенности. Страх не покидал меня ни на минуту, присутствие многочисленных соперниц я чувствовала рядом с собой постоянно. Сколько еще продлятся наши отношения с императором, прежде чем мое место займет другая? Ревнивые лица других наложниц всплывали передо мной, как лягушки в зимнем пруду.

Я была уверена, что соперницы засылают для слежки за мной своих шпионов. Таким «глазом» мог быть, к примеру, любой из личных императорских слуг. Если это так, то он наверняка донесет куда следует о наших подвигах в паланкине. У этого маленького скандала могут быть далеко идущие последствия. Для трех тысяч молодых женщин, живших в Запретном городе, я была воровкой, укравшей у них единственного жеребца. По их мнению, я была преступницей, которая лишает их единственного шанса познать материнство и стать счастливыми.

Первым предупреждением было исчезновение моей кошечки, Снежинки. Ань Дэхай нашел ее в колодце неподалеку от моего дворца. Вся ее прекрасная белая шерстка была ощипана. Никто не рискнул назвать имя убийцы, и даже никто не пришел выразить мне сочувствие. По странному стечению обстоятельств очень скоро в Великом театре были поставлены сразу три оперы. Я была единственной наложницей, которую на них не пригласили. Было ли это празднованием победы? Или предупреждением о мести? Я одиноко просидела в своем саду, прислушиваясь к звукам музыки, долетавшими до меня из-за стены.

Ань Дэхай между тем принес мне новую порцию сплетен. Во дворец приходил астролог, который предсказал, что до конца зимы со мной случится нечто ужасное. Ко мне во сне придет привидение, которое забьет меня до смерти. Когда я проходила мимо других наложниц, то выражение их лиц ясно говорило, о чем они думают. В их глазах был написан единственный вопрос: «Когда же наконец?»

Я не собиралась никому причинять вреда — и вместе с тем занимала позицию, которая сама по себе всем причиняла вред. У меня был выбор: либо разрушить множество чужих жизней, либо позволить другим разрушить мою.

Я хорошо знала, чего от меня хотят. И в то же время не могла добровольно отказаться от любви Его Величества. Перед тем, как главный евнух Сым получил из моих рук взятку, моя постель месяцами оставалась холодной. И сейчас я решила, что никогда по собственному желанию не откажусь от преимуществ своего положения.

Сидя на аудиенциях за своей занавеской, я обнаружила, что самые правильные решения всегда вертятся на кончике языка у тех, кто докладывает императору о постигших страну напастях. Эти люди проводят на месте событий много времени и способны делать практические выводы. Но, с другой стороны, меня чрезвычайно беспокоило, что министры, как правило, к этим правильным мнениям не прислушиваются. Гораздо больше они полагаются на Сына Неба — «глаза божества».

Просто поразительно, что император Сянь Фэн сам верил в то, что он является «глазами божества». Когда в очень редких случаях он вдруг сомневался в этом, то начинал искать знаки, подтверждающие его божественный статус. Такими знаками могли стать разбитое молнией дерево в саду или падающая звезда на ночном небе. Су Шунь только поддерживал в императоре эту очарованность самим собой и убеждал императора в том, что он находится под защитой Неба. Но когда за пределами Запретного города дела принимали оборот, противоречащий решениям Сянь Фэна, то он становился похож на прохудившийся мех — вся его самоуверенность постепенно из него вытекала.

Император разрывался на части. Здравый смысл то и дело его покидал, настроение колебалось со страшной амплитудой. В одну минуту он принимал решение о противодействии варварам и приказывал выслать из страны иностранных послов; но в следующую минуту он впадал в отчаяние и соглашался подписать договор, который ввергал Китай в еще более глубокую экономическую пропасть. На публике я старалась поддерживать иллюзию могущества своего мужа, но саму себя морочить не могла. Под золотыми одеждами я оставалась все той же Орхидеей из Уху и точно знала, что посевам несдобровать, если на них нападет саранча.