– Да уж, я был уверен, что ты прекрасно сыграешь роль болвана, – желчно отозвался брат Пьетро.

Изольда взяла Фрейзе за руку и повернула к свету, чтобы рассмотреть его лицо.

– Тебе больно? – тихо спросила она и осторожно коснулась его щеки. – Ох, Фрейзе! Они тебя били?

– Не особо, – ответил Фрейзе. – А вот наш брат Пьетро спас меня от виселицы.

– Спас тебя? – переспросил Лука, все еще не опомнившись от слов брата Пьетро.

– Конечно, – решительно заявил брат Пьетро. – Ты что, действительно подумал, что меня хоть немного привлекает та грудастая дьяволица? Ты действительно решил, что я отправил бы идиота Фрейзе к мошеннику Драго Накари за любовным напитком? Ты меня держишь за такого же дурака, как Фрейзе? Как ты? Чтобы я потерял голову из-за хорошенького личика? И к тому же не такого уж и хорошенького?

Лука покачал головой, постепенно понимая, что произошло.

– Я поверил тебе, когда ты говорил перед Советом, – признался он. – Можешь назвать меня глупцом, но я поверил каждому твоему слову.

– Тогда тебе не мешало бы приобрести умение заглядывать людям в сердце, даже когда они лгут, – буркнул брат Пьетро. – Нельзя быть расследователем, если тебя можно провести такой ерундой.

– Ты солгал, чтобы спасти Фрейзе? – переспросила Изольда, ухватившись за главное. – Ты сделал вид, будто послал его к Накари за любовным напитком? – Ее голос дрогнул от смеха. Она попыталась сохранить серьезность, но не смогла. – Ты признался в похоти, брат Пьетро? И в том, что тебе нужен любовный напиток?

Брат Пьетро не стал отвечать, а Ишрак начала хихикать. Изольда к ней присоединилась, и Луке пришлось стиснуть зубы, чтобы справиться с желанием к ним присоединиться. А вот брат Пьетро и Фрейзе сохраняли серьезность.

– Ты пожертвовал своим добрым именем ради моей безопасности, – сказал ему Фрейзе. – Благодарю тебя. Я обязан тебе жизнью.

Брат Пьетро кивнул.

– Вы принесли огромную жертву ради Фрейзе, – сказала Изольда, смех которой прекратился, как только она поняла всю важность того, что сделал брат Пьетро. – Вы ради него представили себя дураком. Это очень серьезный поступок, брат Пьетро. Вы преподнесли Фрейзе великий дар.

– И вы солгали! – изумилась Ишрак.

– Я не приносил клятвы, они не вопрошали меня во имя Господа Бога, – уточнил брат Пьетро. – И они легко поверили, что худой немолодой писец пойдет на такую чушь из похоти к потасканной венецианской матроне. Я мог бы надеяться, что Лука будет обо мне более высокого мнения… но, похоже, это не так.

– Мне очень жаль, – неловко попросил прощения Лука. – Мне следовало бы сразу догадаться, но я был в смятении… и не соображал.

Брат Пьетро вздохнул, словно все они были одинаково невыносимыми.

– Мы больше не станем об этом говорить, – проговорил он холодно и ушел из комнаты.

– Он замечательный, – сказала Изольда, когда за ним закрылась дверь.

– Святые угодники свидетели: это было впечатляюще, – согласился с ней Лука. – Он был так убедителен!

– Он мной восхищается, – самоуверенно объяснил Фрейзе Ишрак. – Ему трудно в этом признаться, поскольку он очень себя уважает – но меня он глубоко уважает. И вот оно, доказательство этого. – Он помолчал. – И я очень его уважаю, – закончил он с видом человека, отдающего другому должное.

* * *

На следующий день, как только банки открыли свои двери, а менялы выставили свои столы, Венецию охватила паника. Ишрак с Изольдой дошли до Сан-Марко со своим кошелем золотых ноблей, надеясь найти кого-то, кто бы обменял их на дукаты или хотя бы на серебро, но обнаружили, что все менялы прекратили работу. Помещение храма было заполнено народом: стоя на коленях, люди молились о своих богатствах: их пугала нищета, пугала перспектива остаться при ничего не стоящих золотых ноблях. В каждом втором кошельке оказывались золотые монеты, слипшиеся из-за красноватой ржи, похожей на кровь.

Лука, Фрейзе и брат Пьетро отправились на Риальто в гондоле – и увидели закрытые лавки и полное отсутствие менял. Никто не желал ничего, кроме проверенных золотых слитков, а их негде было достать.

Большие банкирские дома на площади Сан-Джакомо открыли по одной ставне и обменивали золото на ограниченное количество монет – по строго определенному числу на каждого клиента, отвергая все, которые оказывались запятнанными или влажными, и отчаянно опасаясь, что их собственные запасы закончатся.

– У меня есть золото, у меня много золота, – услышал Лука слова одного из служащих банка у окошка. – Бояться не надо. Мой господин отправился в свое загородное поместье, чтобы привезти еще. Он вернется завтра. Наш банк надежный. Не обязательно обменивать все ваши нобли сегодня. Можно будет обменять их завтра. Нет нужды в спешке, не надо паниковать.

– Завтра английские нобли вообще ничего не будут стоить! – закричал в ответ клиент, а толпа у него за спиной пихалась локтями и требовала своей очереди. – Еще хуже, чем сегодня!

– Я заплачу завтра, – настаивал служащий. – Не обязательно менять их сегодня.

– Сегодня! – кричали люди. – Сейчас же! Забирай английские нобли! Продавали-то быстро! Теперь покупайте обратно!

Отряд стражников дожа быстро подплыл на галере под звуки трубы и поднялся по ступеням на площадь. Капитан развернул свиток с прокламацией.

– Граждане! Вам приказано разойтись! – прокричал он. – Сам дож говорит, что золота достаточно. Он сам даст в долг банкирам золото. Ваши монеты обменяют на золото. Мы доставим золото из сокровищницы дожа уже к вечеру. Расходитесь и возвращайтесь в свои дома. Эти волнения вредят всем.

– Курс! – заорал ему кто-то. – Меня не устроит, если у банков будет золото завтра – только если они станут выкупать нобли по сегодняшнему курсу. Какой будет курс?

Капитан нервно сглотнул.

– Курс установлен, – ответил он. – Курс установлен.

– Какой именно? – крикнул кто-то.

Он продемонстрировал всем прокламацию с печатью, подняв ее высоко над головой, так что она затрепетала на весеннем ветерке.

– Сам дож установил курс, по которому он будет делать выплаты всем гражданам Венеции. Он заплатит треть дуката за каждый английский нобль, и столько же будут платить все венецианские банки.

Толпа внезапно смолкла, словно услышав о чьей-то смерти. А потом раздался протяжный утробный стон, словно всех затошнило. Этот стон означал, что все собравшиеся поняли: богатство, приобретенное за счет спекуляции английскими ноблями, утрачено – исчезло за одну ночь. Теперь каждый английский нобль оценивался в треть дуката, хотя только вчера его цена составляла три дуката. Торговцы, скупавшие нобли сотнями, отдавая за них золото, другие монеты и даже товары, оказались перед лицом разорения.

– Так они решили, что среди подлинных ноблей и поддельных настоящее золото окажется только в одной девятой части? – шепотом спросил у брата Пьетро Лука.