— Когда?

— Сегодня, когда нашел машину.

— Врешь.

— Не вру. До сегодняшнего дня думал, что она жива и просто от кого-то прячется. И Деркач тоже так думал. Она же позвонила пару дней назад Дер-качу. То есть теперь-то я понимаю, что звонила не она, но тогда думал: она. Был уверен, что она в Москве и вот-вот на нее выйду.

— А Гмызу почему пытались убить? — спросил Щербак.

— Родю? Мы не собирались его убивать. Деркач сказал: только машину изуродовать, а водитель должен был остаться жив-здоров. Но это не имело отношения к поискам Коротаевой, Деркач, по-моему, не знал, что Родя имеет к ней отношение…

— Кончай мямлить: по-моему… я думаю… — оборвал «пегий». — Давай для протокола: только факты. С подробностями и датами.

Григорий рассказал все: и про слежку за Щербаком, и про девушку Валю, и про то, как прослушивал Грязнова, не скрыл ничего, что касалось Коротаевой. Грела мысль, что, может, все и к лучшему. Отберут лицензию, скорее всего даже посадят. Проникновение в квартиру Коротаевой, кража вещественных доказательств, даже с учетом того, что он действовал по приказу Деркача, потянет годика на два — на три. Может, колония и есть лучшее место, куда можно сбежать от Семен Семеныча.

«Пегий» слушал молча, и было непонятно, верит он или нет. Щербак, похоже, поверил, а когда услышал про «жучок», прицепленный к куртке Грязнова в прачечной, чуть не кинулся на Григория с кулаками.

— Ладно, — «пегий» поднялся, видя, что Шаранин закончил. — Забирайте его, ребята. О том, как ты замминистра минировал, не я с тобой буду разговаривать.

— Что? — Григорий подумал, что ослышался, но «пегий» не удостоил его ответом.

— Фамилия, имя, отчество: Шаранин Григорий Иванович, — сказал подследственный, увидев, что Турецкий пододвинул к себе бланк протокола допроса.

Турецкий кивнул.

— Хорошо. Продолжайте в том же духе. Что вы делали двадцать пятого сентября сего года в первой половине дня?

— В 9.53 я вошел в здание Минфина. В 10.05 проник на министерскую автостоянку и прикрепил к днищу красного «БМВ-850», номерной знак Н387ЕС 77, со стороны водителя коробку, после чего покинул территорию министерства. Больше ничего представляющего интерес для следствия я в тот день не совершал.

— Каким образом вы проникли в Минфин и на охраняемую автостоянку?

— У меня были пропуск и план здания. Я знал, что на стоянку можно попасть через служебный вход с 10.05 до 10.06: в это время заменяется кассета, на которую записывается изображение с видеокамеры наблюдения.

— Вы успели за одну минуту прикрепить взрывное устройство к автомобилю Вюнша и вернуться в здание через служебный вход?

— За сорок секунд. Расстояние от служебного входа до машины составляло примерно тридцать метров, устройство было магнитным, и установка его заняла не более двух секунд, а деловым шагом за минуту можно преодолеть сто метров. Прошу занести в протокол: кому принадлежит красный «БМВ», я не знал.

— Но то, что ваше «устройство» — бомба, вы знали?

— Не знал. Но догадывался.

— Как вам пришла в голову идея подложить взрывное устройство в красный «БМВ-850», № Н387ЕС77?

— Мне приказал это сделать мой бывший шеф — полковник ФСБ Ефремов Семен Семенович. Он же передал мне устройство, пропуск в Минфин и инструкции, как проникнуть на автостоянку.

— Как давно вы работаете под его началом?

— Вы имеете в виду неофициально? С мая 1997 года — с момента увольнения из ФСБ.

— Ваш бывший шеф уволился до или после вас?

— С чего вы взяли, что он вообще уволился из ФСБ? Насколько я понимаю, он продолжает там служить и занимает прежнюю должность. Когда я сказал «неофициально», то имел в виду — с моей стороны, а не с его.

— Понятно. Что послужило причиной вашего увольнения?

— Простите, но я не уверен, имею ли право отвечать на ваш вопрос. Обратитесь в ФСБ в официальном порядке.

— Как часто вы исполняли подобные поручения Ефремова?

— Явно криминального характера — впервые. До того несколько десятков раз выполнял различные мелкие задания, преимущественно связанные с наружным наблюдением, иногда курьерского плана.

— Когда именно Ефремов передал вам взрывное устройство и инструкции?

— Он позвонил мне двадцать четвертого около полуночи и попросил к телефону Степана Яковлевича, якобы ошибся номером. Это был один из условных сигналов, означавший, что через полтора часа мне нужно быть на Ленинградской железнодорожной платформе. Там он все мне и передал. Но само задание в общих чертах сформулировал на предыдущей встрече неделей раньше.

— Зачем понадобилось встречаться дважды? Он не был уверен, что вы согласитесь?

— Не в том дело. Мне необходимо было время, чтобы съездить на место, изучить обстановку.

— С тех пор между вами были еще контакты?

— Да. Двадцать шестого утром, в начале восьмого, мне позвонили якобы из ЖЭКа. В 9.05 мы встретились на обычном месте — в парке у Водного стадиона. Он потребовал, чтобы я подал заявление об увольнении из «Зари» и сказал всем, что уезжаю из Москвы.

— Почему вы должны были уволиться, он объяснил?

— Нет.

— А сами вы как думаете?

— Возможно, это было связано со взрывом. А возможно, все сложнее: в «Заре» я в последнее время занимался поисками без вести пропавшей практикантки Минфина Марии Коротаевой и в итоге обнаружил ее тело, правда уже после встречи с Ефремовым. Деркач потребовал, чтобы я довел расследование до конца. Коротаева была любовницей Вюнша.

Так что требование об увольнении могло быть в какой-то мере связано и с этим делом. Но в какой степени и как эти дела между собой пересекаются, сказать не могу. Вот еще что важно: во время поисков Коротаевой у меня на хвосте постоянно болтался один тип — Щербак, сотрудник частного охранного предприятия «Глория», оно расположено в Санду-новском переулке, с обратной стороны бань. Они тоже занимались поисками этой Коротаевой. Утром двадцать пятого Щербак пытался за мной следить, но я от него оторвался.

— Ясно. Какая у вас с Ефремовым предусмотрена связь на экстренный случай?

— В смысле чтоб я его вызвал?

— Да.

— Не предусмотрена. Связь только односторонняя.

Турецкий впервые минут за десять оторвался от протокола.

— Я вам не верю, гражданин Шаранин!

— Зря. Разве я до сих пор что-то утаивал? Мне нет никакого резона запираться и в особенности покрывать моего бывшего шефа. Из-за Коротаевой он заставлял меня увольняться или из-за Вюнша — мне-то какая разница?! Совершенно очевидно: он решил меня убрать.