Собрав монетки, Маша подула на пальцы, взяла гривенник, опустила его в автомат и быстро набрала номер.

— Алло… Наркомвнудел? Добавочный сто тринадцать, пожалуйста.

Послышались какие-то щелчки, потом ледяной голос капитана Смирнова в трубке произнес:

— Сто тринадцатый слушает.

— Это… — она чуть не назвала имя, но вовремя спохватилась, — говорит Аврора. У меня… у меня проблема.

— Какого типа проблема? — скучающе спросил капитан.

— Профессор Солнцев убил свою жену.

— Да? — Пауза. — Где вы сейчас?

— На Большой Садовой, недалеко от его дома.

— Знаете что, давайте-ка мы с вами встретимся. Есть одно здание, на котором висит вывеска «Склад»…

И он продиктовал ей адрес.

— Буду через полчаса, — объявила Маша.

— Можно и через сорок минут, — ответил Смирнов. — Приходите.

Он положил трубку. Маша коротко выдохнула, поправила зачем-то шапочку, надела варежки и вышла из телефонной кабины. Она чувствовала, что ей предстоит нелегкий разговор.

Маша пришла в здание, обозначенное как склад, раньше капитана и, оказавшись в той же самой комнате, в которой он разговаривал с Холодковским, недоуменно озиралась. Ее озадачило убожество обстановки, а вид из окна — какой-то покосившийся дощатый забор и чахлое дерево, чьи ветви скрылись под снегом, — довершил безрадостное впечатление. Не удержавшись, она осторожно выдвинула один ящик стола, затем второй и третий. Все они оказались пусты. Маша прогулялась на лестничную клетку, потрогала заколоченные двери и неожиданно увидела, как вдоль плинтуса бежит мышь. Девушка подумала, что дворник, встретивший ее у входа (Маша поняла, что это не дворник, но мысленно называла его так), мог бы завести кота. Ее неожиданно позабавила мысль, что кот таким образом оказался бы служащим НКВД и, стало быть, имел бы право на чин.

«Сначала он был бы лейтенантом… это ведь низшее звание? Потом, когда наловил бы достаточно мышей, его бы произвели… произвели в капитаны… Ну, допустим, в капитаны. А потом он бы поймал крысу, и его бы сделали полковником».

Заскрипели ступени, снизу послышались шаги поднимающегося по лестнице человека. Маша вернулась в комнату. Капитан Смирнов вошел через минуту и стал отряхивать от снега шинель и фуражку.

— Зачем пришли раньше? — коротко спросил он. — Я же сказал — через сорок минут.

— Я не была уверена в дороге и боялась заблудиться, — сказала Маша, надувшись. Она терпеть не могла, когда ее отчитывают.

— Докладывайте, — приказал капитан. Он снял шинель, повесил ее на стоячую вешалку, а фуражку бросил на стол. — Только сядьте, не стойте передо мной.

Маша села.

— Я перепечатала статью, о которой меня просил профессор, и сегодня пришла ее отдать. — Она глубоко вздохнула. — Я поднималась по лестнице и просто так бросила взгляд в окно на лестничной площадке. Они были внизу, во внутреннем дворике — Мила, профессор Солнцев и шофер. На Миле была норковая шуба. Шофер вылезал из машины. Мила о чем-то спорила с мужем. Я побежала вниз по ступенькам, мне хотелось отдать профессору статью и поскорее получить деньги. Этажом ниже я снова их увидела, только шофер успел уйти, а профессор сел за руль. Мила стала обходить машину спереди, и в это мгновение я увидела, как он…

Маша замолчала, борясь с волнением. Ей до сих пор делалось не по себе при одном воспоминании об этом.

— Договаривайте, — приказал капитан Смирнов.

— Он нажал на газ и сбил ее. Она… она даже не успела закричать. Машина протащила ее несколько метров… Потом он затормозил. Я увидела, как он открыл дверцу, но вышел не сразу. Подошел к ней… то есть к тому, что от нее осталось… А потом заговорил, жалобным, очень тонким голосом: «Вот видишь, Мила, что ты наделала. Что ты наделала». А потом прибежал дворник, его жена, еще какие-то люди. Жена дворника побежала звонить в милицию… А профессор стал очень убедительно говорить, что ничего не понимает, что произошел несчастный случай, что он хотел отвезти жену в распределитель, но машина сама поехала. Он заплакал, снял очки, стал вытирать глаза платком. Но это не случайность… Я видела, что он сделал это нарочно. Он ее убил.

Капитан Смирнов вздохнул.

— И что? — коротко спросил он.

— Как что? — вскинулась Маша. — Вы… вы разве не понимаете? Он старый, но вовсе не глупый. Он понял, что она ему изменяет… И он убил ее, понимаете, убил! И это моя вина! Ведь это я… я свела ее с этим… как его… Юрой из угрозыска… Это я виновата, что ее больше нет! — отчаянно вскрикнула она. По щекам ее текли слезы.

Смирнов встал, обошел стол и подошел к ней. В его движениях не было ничего угрожающего, но Маша отчего-то сжалась.

— Или ты сейчас же прекратишь рыдать, — негромко проговорил капитан, — или я дам тебе пощечину.

Он и сам не знал, какой эффект должны произвести его слова. Но Маша стиснула губы, перестала плакать и только смотрела на него полными слез глазами. То, что она готова была подчиниться, ему понравилось — он терпеть не мог того, что считал ненужными эмоциями.

— А теперь разберем по пунктам, — проговорил Смирнов. Заложив руки за спину, он зашагал по комнате. — Профессор Солнцев овдовел, но ему не впервой, так что переживет. Конечно, потрясение, то-се, придется за ним приглядывать, но я думаю — обойдется. То, что он ее убил, знаем только мы с тобой. Ты правильно сделала, что обо всем мне рассказала. Теперь, Аврора, ты можешь просто все забыть и вернуться домой.

— Забыть? — пролепетала Маша.

— Да, забыть. Ты ничего не видела и ничего не знаешь. Если кто-нибудь станет тебя допрашивать, говори, что профессор Солнцев обожал свою жену и никак не мог причинить ей вред. Если тебе вдруг начнут досаждать, звони так же, как звонила сегодня, я разберусь.

— А убийство?

— Что убийство?

— Неужели оно сойдет ему с рук?

Капитан Смирнов пожал плечами.

— То, чем он занимается, слишком важно для нашей страны. Поэтому профессор Солнцев нам нужен. А жизнь его жены не имела никакой ценности.

— Вот, значит, как, — устало пробормотала Маша.

— Конечно. Ты же сама знаешь: она была обыкновенная шлюха. Только не надо мне рассказывать сказочки про хор, Большой театр и великое искусство. Меня этим не проймешь.

— Если бы не ваше поручение… — начала девушка.

— Опять двадцать пять! — Капитан стал раздражаться. — Да пойми же, наконец: с твоей помощью или без, но она бы все равно нашла себе развлечение на стороне. Не этот… как его… Казачинский, так другой кто-нибудь бы подвернулся. И точно так же бегала бы с ним встречаться. И ладно еще Казачинский, он, в конце концов, свой, а вот то, что эту Милу могли использовать совсем другие люди — вот это уже плохо. Совсем.