– Да уж! А давай завтра, а? Я с тобой на автобусе доеду. Давай?

– Не спеши, Светочка, – покачал я головой, будто девушка могла меня видеть. – Мама твоя обо всем договорилась с директором?

– Да, да! – нетерпеливо откликнулась Шевелёва. – Контрольные я все посдавала, оценки за первую четверть мне выставили. Только…

– Только что?

Света вздохнула.

– Надо медкомиссию пройти…

– Во-от! Да я бы тебя хоть сейчас отвез, но без разрешения врачей… Сама понимаешь! Директор молодец, даже не ожидал от него – все гороно на уши поставил. Орал, говорят… «Ребенок хочет учиться! – кричал. – Так пусть учится! Он больше пережил, чем мы все, вместе взятые!»

– Да чего я там переживала… – смутилась девушка. – Ничего же не болело…

– Знаешь, душе бывает больней, чем телу.

– Знаю, знаю… – вздохнула Света. – Тогда в декабре только…

– Да тут осталось-то!

– Ага, целых две недели! А ты этот… бесконтактный массаж будешь еще делать?

– А надо? – улыбнулся я.

– Знаешь, я как-то привыкла… Мне потом так хорошо, так спокойно… И ночью крепко спится!

– Ладно, завтра в шесть. Годится?

– Ага! Ну, до завтра!

– Давай…

Я положил трубку и не сдержал улыбки. Привыкла она!

Пятница, 23 ноября 1974 года, вечер,

Первомайск, улица Ленина

Я не зря выбрал вечернее время для визита к Шевелёвым. Мать близняшек работала на заводе им. 25 октября, и сегодня у нее вторая смена. Так что дома будут лишь Маша со Светой.

Все-таки стеснялся я Надежды Романовны! Паршиво бывает, когда приходится утешать женщину, у которой горе, но сколько же переживаний, смущения и неловкости испытываешь при матери, ребенку которой суждено было остаться калекой на всю жизнь, а он скоро опять пойдет в школу…

Сказать нечего, мне очень, очень приятно, что я смог, что Света уже здорова. Слабость, неуверенная походка – это все пройдет со временем.

Вот с такими мыслями я и явился в гости.

Открыла мне Маша. Заулыбалась сразу, распахнула дверь пошире.

– Заходи, заходи, Мишенька! Светка тебя уже заждалась! Привыкла, говорит!

– Бороться надо с вредными привычками, – улыбнулся я, вешая куртку и разуваясь.

– С полезными, Миша, с полезными!

– Где мои разношенные?

Подцепив тапки, я сначала прошел в ванную, тщательно вымыл руки, вытер их насухо и лишь затем направился в спальню. Света лежала в обычной своей ночнушке, сияла, как обычно, и лишь румянец во все щеки отличал ее сегодняшнее настроение.

– Привет! – сказала она торопливо. – На животик?

– На него, – улыбнулся я.

Кряхтя, девушка перевернулась.

– Лечить уже не буду, – предупредил я, – ты вполне здорова, а слабость… Думаю, к Новому году все придет в норму. Так только, подпитаю…

– Ага…

Я опустил руки, легонько провел ладонями поверх поясницы, чувствуя, как вдруг напряглись стройные «лапы». Вот тут-то меня и посетило первое подозрение. А Светка ли это вообще? Да, у Светланки ноги были худее, но мышечный тонус у нее восстановился еще на той неделе. Трудно распознать, чьи это ноги – близнецы же. Но! Светлана всегда лежала расслабленно, ей попросту тяжело было напрягать мышцы. А мы сейчас проверим! Старательно «зярядив» ноги девушки, я скомандовал:

– На спинку!

Света без разговоров переворачивалась, улыбаясь при этом смущенно, но не по причине стыдливости – она стеснялась своей «худобы». А вот Лжесвете такое было непривычно.

Она легла на спину. Глаза же в панике бегали и скакали, избегая встречи с моим взглядом.

Я наклонился и ласково сказал:

– Ма-аша…

Девушка зажмурилась и жалобно заныла:

– Я больше не буду! Мне только хотелось попробовать…

– Попробовала? – улыбнулся я.

– Ага… Мне так сты-ыдно!

Маша снова покраснела, глазки потупила – и вздохнула покаянно.

– Идите чай пить! – позвала Света. – Хватит уже…

– Миша, ты не обиделся? – шепотом спросила Маша.

– Нет.

– Совсем-совсем?

– Совсем-совсем. Пошли, пока Светка весь чай не выпила!

– Пошли! – радостно вскочила Маша.

Я проводил ее на кухню – девушка выступала в Светкиной ночнушке, словно в длинном платье, только вместо туфель на шпильке она обула тапки.

Света успела накрыть стол, выставив бутерброды, баранки, остаток вафельного торта, а посередине пыхтела фамильная ценность – электросамовар.

– Зря ты ее простил, – улыбнулась Светлана.

– А сама-то… – буркнула Маша.

– Я тоже виновата… – вздохнула сестра.

– Ой, да ни в чем вы не виноваты! – отмахнулся я. – По-русски это называется «озорство», тут даже прощать нечего! – И ухмыльнулся: – Отшлепать разве что обеих!

Близняшки мило покраснели, и тут в прихожей задренчал звонок, давая повод снять смущение.

– Я открою! – подхватилась Света.

Вставала она медленно, с легким напряжением, да и шагала неторопливо, экономя силы, но заметить в девчонке недавнюю инвалидку не получалось. Я гордо улыбнулся.

Щелкнул замок, и прихожка огласилась звонким голоском Инны:

– Привет, Машечка!

– Привет, – следующий в очереди голос тоже был девичьим, нежным, но уже и грудным. Что, и Рита здесь?

– Привет! – бодро поздоровался Дюша.

– Привет! – это уже фальцет Изи.

Все в сборе!

– Ой! – спохватилась Маша. – Я же в одной ночнушке!

Среагировал тут же:

– Жди!

Метнувшись в спальню, я подхватил халатик и вернулся обратно, натянуто улыбаясь гостям. Рита, увидев халат, сразу догадалась, в чем дело, и бесцеремонно придержала Изю, норовившего попасть на кухню первым. Динавицер затрепыхался, но вырываться не стал – его за шиворот держала сама Сулима!

Скользнув бочком в полуоткрытую дверь кухни, я распахнул халат. Маша радостно улыбнулась и мигом облачилась. Села, затягивая пояс, сразу принимая вид королевы, соизволившей дать аудиенцию. Рита заглянула и позвала всех за собой. Секунду спустя кухня была полна, и все наперебой поздравляли Машу с выздоровлением.

Девушка улыбалась, кивала, потом глянула на меня и сказала:

– Вообще-то я Маша.

Все смолкли, обернулись к Свете, а Дюха растерянно вымолвил: