Она вышла из самолета, прошла пограничный контроль –беспокоиться было не о чем: багаж должны были перегрузить на другой «борт» безнее. Двери открылись, пассажиры обнялись с теми, кто встречал их – кто с женой,кто с матерью, кто с детьми. Мария сделала вид – опять же для самойсебя, – что к ней все это не имеет ни малейшего отношения, но все же отщемящего чувства одиночества стало неуютно, но ничего – теперь оно не будеттаким безысходно горьким: у нее есть тайна, есть сон, есть воспоминание. Теперьсправиться с одиночеством будет легче.

– Париж останется Парижем.

Нет, это не гид из туристического агентства. Это не шофертакси. Ноги у нее подкосились, когда прозвучал этот голос.

– Париж останется Парижем?

– Это фраза из моего любимого фильма. Хочешь взглянутьна Эйфелеву башню?

Да, хочет. Она до смерти хочет взглянуть на Эйфелеву башню.В руках у Ральфа был букет цветов, а глаза сияли – лучились тем самым светом,который она заметила в первый день, когда позировала ему в кафе и ежилась отхолодного ветра.

– Как тебе удалось оказаться здесь раньше меня? –этот вопрос был задан исключительно для того, чтобы скрыть счастливуюрастерянность, и вопрос не имел ни малейшего значения: просто Марии нужно былоперевести дух.

– Я видел, как ты читала журналы. И мог бы подойти ктебе и раньше, но я – романтик, притом романтик безнадежный. А потому решилперебросить между Женевой и Парижем воздушный мост, погулять немножко поаэропорту, подождать три часа, наизусть выучить расписание, купить цветов,произнести фразу, которую в фильме «Касабланка» говорит Рики, и вообразить твоеудивленное лицо. И быть непреложно уверенным в том, что ты этого хочешь, что тыменя ждала, что никакая решимость вкупе с силой воли не способны помешать,чтобы любовь время от времени изменяла по своей прихоти правила игры. Совсемнетрудно быть романтиком, ты не находишь?

Мария понятия не имела, трудно это или нет, да ей и не былодо этого никакого дела, хоть она и понимала, что совсем недавно, буквальнотолько что, узнала этого человека и всего лишь несколько часов назад впервыепереспала с ним, а накануне познакомилась с его друзьями, а еще чуть раньшестало ей известно, что он посещал «Копакабану», что был дважды женат. Нельзясказать, что у него безупречный аттестат. А с другой стороны, у нее есть деньгина покупку фазенды, и вся молодость – еще впереди, а за спиной – огромный опыт,и полнейшая независимость в душе. Ну, что ж, раз уж судьба всегда делает выборза нее, можно рискнуть еще разок.

Она поцеловала его, не испытывая ни малейшего интереса ктому, что произойдет после появления на экране титров «Конец». Но есликогда-нибудь кто-нибудь задумает рассказать ее историю, Мария попросит, чтобыначиналась она, как начинаются волшебные сказки:

Жила-была на свете...

Как все люди на свете – и в данном случае подобное обобщениене выглядит натяжкой, – я не сразу осознал священный смысл, заключенный всексе. Моя юность пришлась на эпоху безудержной, бьющей через край свободы,когда совершались важные открытия и многое было чрезмерно, чересчур, слишком.Затем пришел период подавления и консервации – неизбежная расплата за весь этотпереизбыток, который и вправду оставил после себя довольно уродливые шрамы.

В эпоху этого выше помянутого переизбытка (я имею в виду70-е годы) писатель Ирвинг Уоллес сочинил о цензуре в Соединенных Штатах роман,где рассказывается, какие юридические уловки и хитросплетения использоваливласти, пытаясь запретить к печати некую книгу, посвященную проблемам секса и озаглавленную«Семь минут».

В романе Уоллеса о самой книге упоминается вскользь, она –лишь предлог для разговора о цензуре, и тема секса и сексуальности едвазатрагивается. Я стал воображать, о чем бы шла речь в этой книге, и спрашиватьсебя, а смог бы я написать ее.

Уоллес часто ссылается на эту несуществующую книгу, каковоеобстоятельство не то что затруднило, а сделало попросту невозможным выполнениезадачи, которую я мысленно поставил перед собой. Остались лишь воспоминание озаглавии (Уоллес, сдается мне, придерживался несколько старомодных взглядов вотношении времени, а потому я решил это время увеличить) да мысль онеобходимости исследовать феномен сексуальности всерьез – что, впрочем, делалиуже многие писатели.

В 1997 году, в итальянском городе Мантуя, где проходиланекая конференция, портье передал мне рукопись. Я рукописей обычно не читаю, аэту вот почему-то прочел. Это была невымышленная история бразильскойпроститутки, описывающей свои замужества, свои нелады с законом, мытарства иприключения. В 2000 году, будучи в Цюрихе, я позвонил этой проститутке,работавшей под именем Сония, сказал ей, что мне понравилось ее сочинение, ипосоветовал отправить его моей бразильской издательнице. Та, однако, предпочлане печатать его. Сония, в ту пору жившая в Италии, села в поезд и приехала комне в Цюрих. Она повела нас – меня, моего приятеля и сотрудника журнала «Блик»,в тот вечер бравшего у меня интервью, – на Лангштрассе, место сборатамошних проституток. Я понятия не имел, что Сония уже предупредила своихтоварок о том, что мы придем, и, к моему немалому удивлению, дело кончилосьраздачей автографов – я подписывал свои книги, изданные на разных языках.

К этому времени я уже принял твердое намерение написать осексе, но у меня еще не было ни канвы повествования, ни главного героя (илигероини); но благодаря этому походу на Лангштрассе я понял: чтобы писать освященной стороне секса, необходимо сначала понять, почему он был до такойстепени осквернен и опошлен.

В беседе с сотрудником швейцарского журнала «Л'иллюстрэ» ярассказал об этой импровизированной «встрече с читателями» на Лангштрассе, атот напечатал об этом пространный очерк. И вот в результате туда, где яраздавал автографы, – дело было уже в Женеве – пришли несколькопроституток с моими книгами. Одна из них вызвала у меня неподдельный интерес:мы с нею, а также с моим литературным агентом и другом Моникой Антунесотправились выпить по чашке кофе. «Чашка кофе» превратилась в ужин, за которымпоследовали новые встречи. Так возникла основная линия – или, если угодно,путеводная нить – «Одиннадцати минут».

Я приношу искреннюю благодарность Анне фон Планта, моейшвейцарской издательнице, сообщившей мне ценные сведения о юридической сторонепроституции в ее стране. Я признателен следующим женщинам в Цюрихе – Сонии,которую впервые повстречал в Мантуе (как знать, может быть, кто-нибудьопубликует ее жизнеописание), Марте, Антеноре, Изабелле (все имена вымышлены).И их женевским коллегам – Ами, Лючии, Андрею, Ванессе, Патрику, Терезе,Анне-Кристине.

Благодарю также Антонеллу Зара, позволившую мне использоватьфрагменты своей книги «Наука страсти» в дневниковых записях Марии.