– Вам определенно мое пение не понравилось. – совсем сник Робертино.

– Вы все мне понравилась, – сквозь смех сказала Сашенька и хлебнула воды, – просто я не знаю, как теперь буду жить!

– А зачем пришла? – зло спросил ее Тима.

Все удивленно взглянули на него. Он аж трясся от гнева – сжал губы, ноздри раздувались, казалось, даже волосы встали дыбом.

– Зачем пришла? – повторил он свой вопрос. – Можешь уходить.

Сашенька удивленно вскинула бровь, было заметно, что она растерялась.

– А мне некуда идти, – с вызовом ответила она.

– Тогда терпи и молчи, – жестко, как приказ, сказал Тима.

– Э, – наконец ожил Витя, – ты чего? – он потряс Тиму за рукав. – Она ко мне пришла, понятно? Остальным – терпеть и молчать.

– Да, только пусть знает – если она тут живет, то дежурить будет со всеми наравне, – крикнул из своего угла Тима с обидой.

– Дежурить так дежурить, – согласилась Сашенька. – Что, думаешь, я тряпки в руках никогда не держала?

Она подошла к Тиме и тихо сказала:

– Меня в этой жизни тоже часто обижали. Так что и терпеть я умею!

Тима и Сашенька дежурили – стирали белье. Машинки не было, все приходилось делать вручную.

– А ты чего такой малоразговорчивый? – спросила она.

– Нас, нанайцев, молчать приучили. И работать, между прочим. И вообще, неизвестная, отвечать я тебе не обязан. Ты для нас кот в мешке.

– Тогда уж лучше кошка.

– Вот-вот, приблудная кошка, – уточнил Тима. – Давай помогай вешать.

– Приблудная от слова «блудить», ты на это намекаешь?

– А чего там намекать, и так ясно. И чего ты хочешь, кошка?

– Хочу богатой быть, – честно ответила Саша. – Этого каждая девушка хочет. Богатой и ухоженной.

– Зачем тогда от старика ушла? Что у нас делаешь?

– Это так, временно. Проучить его хочу. Он еще приползет, никуда не денется, вот увидишь!

– И ты обратно пойдешь? – усмехнулся Тима. – Как переходящее красное знамя. На что тебе тогда наш Витька? Он что, игрушка?

– Рыба ищет где глубже, человек где лучше. Слыхал? – съязвила она. – А с Витей я сама разберусь!

– Я как рыба – ищу где вода чистая, – поправил ее Тимур.

– Ну и где же? – спросила Сашенька.

– А на родине у меня, – вздохнул Тимур. – Родина у меня очень красивая. Поднимешься на высокую гору, а под тобой долина, и опять горы, горы, много, и чем дальше, тем голубее.

– А еще что у вас есть?

– Кони у нас есть, сильные и быстрые. На них уехать можно, куда ни трамвай, ни машина не дойдет. Там, где вода и воздух чистые.

– Ну и что! – пожала плечами Саша. – В кране тоже вода чистая.

– В кране не вода, – деловито возразил Тима, – жидкий хлор.

– А что ты сюда приехал, там не остался? – уколола его девушка.

– Учиться хотел, – вздохнул Тима и вдруг его прорвало: – Голодно там, зарплату не платят. Отец пьет с утра до ночи. Выучиться можно только на шофера. Тоска страшная…

Сашенька примирительно вздохнула.

– Теперь мне кажется, мы с одного города…

Это было в первые дни ее житья в общаге. Однажды вечером Витя вдруг сказал:

– Выпить надо. У кого что есть? У меня сотня.

– Не, я не пью, – пробубнил Тима.

– А я буду, – сказала Сашенька и протянула деньги. – Кто побежит?

– Будем тянуть жребий! – велел Витя. – Тяни.

– Длинная, – радостно подпрыгнула Саша.

– И у меня длинная, – хмыкнул Витя. – Тима, тебе бежать.

– Ты просишь? – многозначительно взглянул он на Сашеньку.

Она кивнула. И Тима, собрав деньги, выскочил за дверь…

Они впервые остались вдвоем вечером. Витя потушил свет, оставил только настольную лампу.

– Хочешь, скажу честно, боюсь я тебя. Боюсь, что ты исчезнешь! Что ты просто видение…

– А ничего другого сказать мне не хочешь? – прошептала Саша и тихо добавила: – Поцелуй же меня.

– А можно?

– Нужно!

Она не выдержала и сама притянула его к себе.

Это был их второй поцелуй.

…Тима толкал дверь в их комнату, но она оказалась запертой. Он прислушался: тихая музыка, шепот. Тима все понял, вздохнул. Из соседней двери выглянуло хитрое лицо Робертино.

– Что, без ключа? Так заходи!

– Петь будешь? – хмуро проворчал Тима и, не дождавшись ответа, сказал: – Лучше водку пить.

Устроившись за столом в келье аспиранта, он разлил водку по стаканам:

– За твою музыку. Вообще, за все прекрасное.

– Понимаю, – вздохнул Робертино, слушая шепоты и ахи за стеной…

…Сашенька и Витя сидели в постели обнявшись. За окном брезжил рассвет.

– Ты когда-нибудь любила?

– Нет еще.

Она тихо гладила его волосы, лицо, плечи, а он смотрел на нее и не мог пошевелиться.

– Ты самый красивый, самый умный, ты лучше всех на свете. Я никогда и никого не любила, потому что ждала тебя…

Тима тупо сидел, уставившись на бутылку. Заметив, что Робертино не спит, часто вздыхает, протянул ему стакан:

– Будешь еще?

Певец кивнул, отхлебнул глоток, поморщился.

– Чего ж ты на сцену не пошел? Поешь хорошо. Тебе петь нравится?

– Таланта маловато. Я люблю сцену, а она меня – нет…

– Главное, что ты любишь, – улыбнулся Тима своим мыслям.

– Не знаю, не уверен, – сказал Робертино. – Безответной любви не бывает. Безответная одна нелюбовь. Это я не сам придумал, а только где-то вычитал. Давай за тебя!

– За них! – Тима кивнул на соседнюю стену. – За Витьку и Сашу. Зря я на нее наезжал, наверное…

…– Я в детстве имя придумала – Илона. Мое же смешное – Сашенька. Папа всегда смеялся, когда я называла себя так. Хороший у меня был папа. Книги читал по истории. И меня научил… Всю историю человечества можно выучить по войнам. Все всегда с кем-то воюют, и нет на свете ни гармонии, ни покоя. А ты воин?

– Я – конкистадор, – ответил Витя. – Если ты помнишь историю, были такие авантюристы испанские, давно, в XV–XVI веке, ездили они в Мексику, в Южную Америку, завоевывали новые земли и порабощали местное население. Конкретные мужики со шпагами. Все им нипочем.

– А ты что завоевываешь? – улыбнулась Саша.

– Новое время и новое пространство. Новыми методами. И без шпаг. Они устарели. Я кино хочу снимать. Просто у меня пока нет денег. Но они будут!