— Он рассказывал Эмили о прерафаэлитах, об их прекрасной живописи, возрождающей в искусстве новый идеализм, и о мебели, созданной Уильямом Моррисом. Эмили говорила, что все его рассказы проникнуты подлинным интересом и что ей все показалось очень важным и нужным, а не просто забавной новостью. Эмили также познакомилась с довольно странным молодым мужчиной, его зовут Питер Валериус, который озабочен международным финансированием Африки, однако, по ее мнению, это скучно и неинтересно, не то что беседы с лордом Энстисом. С ним никогда не бывает скучно.

Шарлотта поделилась с мужем и другими впечатлениями Эмили — о туалетах знакомых дам, о том, кто что говорил, — но интерес Питта уже угас, и щебет жены был лишь приятным звуковым фоном. Томас просто с удовольствием смотрел на ее лицо, радуясь, что она рассказывает ему все это, — не потому, что новости являются важными, а потому, что просто хочет поделиться с ним и он готов ее слушать. Ведь именно это было для нее самым главным.

Только через день сержант Иннес сообщил ему о выполнении той незавидной работы по слежке за Урбаном, которую Питт ему поручил. Из осторожности он не появлялся на Боу-стрит, а оставил Томасу записку, что у него есть новости, о которых он хотел бы доложить.

Поэтому у инспектора появилась причина покинуть участок на Боу-стрит, где он докладывал Драммонду о ходе расследования. За это время Питт снова прочел личное дело Урбана, нашел возможность ознакомиться с завещанием дядюшки, оставившего тому дом в Блумсбери, узнал фамилию завещателя и удостоверился, что среди завещанного имущества картины не числятся. Завещание было предельно кратким. Дом действительно переходил по наследству «Сэмюэлу Урбану, единственному сыну моей любимой сестры». Далее перечислялось все, что имелось в доме, но современных картин — как, впрочем, и любых других — в перечне имущества не значилось.

Питт был рад возможности наконец покинуть участок и хотя бы немного размяться, даже пусть это будет поездка в кэбе в Кларкенуэлл. Послание Иннеса свидетельствовало о срочности встречи, и Питт отказался от хотя и предпочтительной, но долгой по времени поездки на омнибусе.

Он уже катил в кэбе по Хай-Холберн, как вдруг в голову ему пришла мысль: Иннес должен был следить за Урбаном, поэтому его неотложное сообщение в первую очередь может касаться Урбана, а не кого-либо из должников из первого списка. Они находились в компетенции полиции Кларкенуэлла, поскольку почти все были из этого района. Если бы Иннес нашел среди них убийцу и мог представить все неопровержимые доказательства, это не доставило бы радости Питту. Ему не хотелось смотреть в лицо униженному нищему бродяге и видеть в его глазах отчаяние и вину. Не от легкой жизни пошел он на насилие. Сопротивляющийся или покорный, сражающийся или сдавшийся, он все равно не смог бы скрыть своего страха перед ждущими его тюрьмой Ньюгейт, палачом и виселицей.

Питт мрачно, в который раз признался себе, что не хочет искать убийцу ростовщика Уильямса Уимса. Однако дело не может остаться нераскрытым только потому, что ему так хочется. Убийство, как ни верти, — тяжкое преступление, и общество, если хочет выжить, должно находить и карать преступников. Но как же часто на практике все обстоит намного сложнее, и жертва порой бывает еще большим преступником, чем убийца… Здесь всегда присутствует трагедия, в которой сплелось и перемешалось многое — унижение, обида, боль и страдания, — и порой ее нельзя исправить, просто наказав одного из ее участников.

Питт был настолько погружен в эти печальные раздумья, что не заметил, как они подъехали к участку, и вознице пришлось окликнуть его.

Томас вышел, расплатился и отправился искать сержанта Иннеса.

Увидев его лицо, инспектор понял, что сержант чем-то встревожен. На беднягу жалко было смотреть — вид расстроенный, под глазами синяки, словно ночью он не сомкнул глаз.

— Доброе утро, — мрачно поздоровался Иннес, поднявшись со стула. — Нам лучше выйти, — тут же сказал он и, минуя дежурного сержанта и полицейского, лениво жующего жевательную резинку, вывел Питта на улицу.

Томас шел сначала сзади, потом поравнялся с ним, ни о чем его не спрашивая. После вчерашнего дождя снова светило солнце, воздух был свеж, и все выглядело таким чистым.

— Я выследил его, — наконец сказал Иннес, внимательно глядя под ноги на плиты тротуара, словно боялся оступиться, хотя такая опасность не грозила.

Питт молчал.

— Если Уимс шантажировал его, я теперь знаю почему, — сказал Иннес, пройдя несколько ярдов. Он облизнул пересохшие губы и сглотнул слюну, все еще не поднимая голову и не глядя на Питта. — Урбан весь вечер провел в мюзик-холле в Степни.

— В этом нет ничего дурного, — заметил Томас, хотя понял, что Иннес сказал еще не все. Вечер в мюзик-холле для занятого и усталого человека — вполне приемлемый вид отдыха, а таких, кто любит мюзик-холл, в Лондоне десятки тысяч. Питт понял, однако, что его замечание бессмысленно и лишь отдаляет тот неприятный момент, когда он услышит от Иннеса всю правду. Он почти уже знал, что тот сейчас скажет. Женщина, должно быть красивая, полногрудая, возможно певичка, нравящаяся многим, в том числе и Урбану, и он, как многие до него, залез ради нее в долги, соревнуясь с соперниками.

— Давай выкладывай все, — резко приказал он Иннесу, отойдя в сторону, чтобы пропустить лоточника.

— Он работает там, — так же резко и коротко ответил Иннес, поравнявшись с Питтом.

— Что?! — Питт не поверил своим ушам. — В мюзик-холле? Урбан?! Не представляю его на подмостках. Он слишком разумный человек. Он любит живопись, вероятно, слушает классическую музыку, если бывает возможность.

— Нет, сэр, он работает не на сцене. Он вышибала, выгоняет тех, кто перепьет и скандалит.

— Урбан?!!

— Да, сэр. — Иннес все еще смотрел себе под ноги. — А вот с работой он справляется хорошо. Рост у него высокий, вид внушительный, с таким не поспоришь, все это понимают. Я видел, как он прекратил неприятную стычку между двумя джентльменами, — сделал это быстро и без всякого шума, так что лишь очевидцам было понятно, что произошло. — Иннес уступил дорогу женщине с тремя детьми. — Менеджер мюзик-холла хорошо оплачивает его работу, — продолжил он. — За несколько лет можно скопить немало денег, если он давно этим занимается. Ему не нужны были деньги какого-то Уимса. Но, разумеется, если процентщик знал о его работе в мюзик-холле, он мог хорошенько его прижать. Его могли выгнать из полиции, а я не уверен, что мистер Урбан мечтает о карьере вышибалы.

— Думаю, что нет, — неохотно согласился Питт.

Разумеется, придется поговорить с Урбаном. Но если тот каким-то образом докажет, что не убивал Уимса, что всю ту ночь провел в Степни и что у него есть свидетели, могущие подтвердить это, станет ли Томас докладывать начальству о ночной работе Урбана? Это решение он будет принимать не сегодня. Если Урбан виновен в убийстве ростовщика, тогда такая подробность, как его ночная работа, вообще не будет иметь никакого значения.

Задумчивый Иннес устремился через улицу, обходя кучи навоза. Питт поспешил за ним и чуть было не угодил под экипаж, которым правил весьма раздраженный джентльмен.