На следующий день Питт взял на себя все обязанности Иннеса по первому списку должников Уимса. Это был полный перечень человеческих бед и несчастий, порожденных невежеством, неграмотностью, низкооплачиваемой работой, болезнями, долгами, большими и малыми, и, наконец, отчаянием. Иннес нашел и опросил почти всех должников. У большинства были свидетели, которые видели их там, где обычно бывают бедняки, — в пивных, в пьяных потасовках на улицах и в темных переулках, а кое-кого и в полицейском участке. Более респектабельные из клиентов Уимса коротали свои холодные и голодные вечера дома, ломая голову, где достать грош на завтрашний кусок хлеба, как заплатить за квартиру через неделю, что о них подумают соседи и что еще можно заложить.

На душе было тягостно, и Питт знал, что никакая жалость здесь не поможет. Вечер стоял душный, и он был рад, когда, вернувшись домой, узнал, что в гостях у них побывала Эмили. Шарлотта была оживлена и полна светских новостей.

— Расскажи и мне что-нибудь, — неожиданно попросил ее Питт, когда она при его приходе заставила себя стать серьезной, зная, как муж не любит ее интерес к светской болтовне. — Я тоже хочу знать.

— Томас! — удивленно воскликнула Шарлотта, глядя на него широко открытыми, смеющимися глазами. — Неужели ты готов слушать сплетни? Это так противоестественно для тебя… Ты меня пугаешь, и, мне кажется, я теряю уверенность в себе.

Он рассмеялся и откинулся на спинку стула, положив по привычке ноги на маленький пуфик, что всегда сердило Шарлотту, ибо она считала, что его башмаки портят обивку.

— Я хотел бы услышать что-нибудь эдакое, из ряда вон выходящее, — искренне признался Питт. — Например, о людях, которые хорошо едят и красиво одеваются, у которых нет более серьезных забот, как обязательно узнать, что сказал он и что ответила она, в чем была одета такая-то и в моде ли это нынче, да и к лицу ли ей этот цвет.

Шарлотта, видимо, все поняла. Лицо ее прояснилось, стало мягче. Наконец она улыбнулась, уселась поудобнее на диване и расправила складки юбок.

— Итак, Эмили рассказала мне о последнем представлении дебютанток королеве, или, возможно, это была герцогиня Уэльская, — начала она голосом, которым рассказывала Джемайме и Дэниелу одну из их любимых сказок. — Обычно там бывает бездна народа, люди часами дожидаются быть представленными королеве. Приходится все время следить за диадемой, чтобы та хорошо держалась на голове, да еще за страусовыми перьями, и чтобы не наступить на подол собственного платья и ненароком не упасть. На королеву не положено глядеть во все глаза, а скромно опустить их, поэтому никто из дебютанток так и не видит Ее Величество — только лишь маленькую пухлую руку, которую целует; она с таким же успехом могла бы быть рукой кухарки, и никто бы этого не заметил. Важен не сам ритуал представления, а тот факт, что ты через него прошел.

— Мне кажется, это можно сказать о всех светских событиях, — заметил Питт, меняя скрещенные ноги на пуфе.

— Отнюдь нет. Например, посещение оперы. Это прекрасно. Или регата в Хенли, как мне говорили. Или, судя по рассказам Эмили, скачки в Эскоте. Это потрясающее зрелище. А какие наряды! Там еще можно услышать самые последние сплетни. Ведь страшно интересно увидеть, кто с кем приехал в Эскот.

— А как же лошади?

Шарлотта удивленно посмотрела на мужа.

— Ну, в них я не разбираюсь. Эмили говорила мне, что на скачках был мистер Фитцгерберт и, конечно же, мисс Морден и они снова встретились там с мисс Хиллард и ее братом.

Питт нахмурился.

— Фанни Хиллард?

— Да, ты должен ее помнить. Очень красивая девушка лет двадцати четырех или двадцати пяти. Ты не мог забыть ее, — сказала Шарлотта нетерпеливо. — Она разговаривала с нами в опере, а потом — в фойе, когда мы сидели за столиком. Фитцгерберт, кажется, увлечен ею.

— Да, — медленно промолвил Томас. В памяти возник образ Фанни в кофейне, ее взволнованное лицо и радость, с которой она приняла шляпку и зонтик от Карсуэлла.

— И знаешь, — поспешила добавить Шарлотта, — он ей тоже нравится, мне кажется. — В ее голосе было удовольствие, однако лицо скорее выражало сочувствие. Вначале она говорила быстро, словно радуясь за молодых людей, потом вдруг осознала горечь их неминуемой разлуки. — Конечно, он помолвлен с Оделией Морден, они такая хорошая пара, отношения у них прочные, и ничто не должно им помешать — по крайней мере, всерьез.

Питт посмотрел на Шарлотту — и заметил складку на ее переносице и задумчивость в глазах. Он понял, ее что-то беспокоит — то ли те, о ком она думает в этот момент, то ли вообще хрупкость и беззащитность того, что именуется счастьем. Как легко то, что ты считаешь надежно своим, вдруг ускользает из твоих рук…

— Ты не считаешь, что это обычное поведение молодого интересного человека, который не прочь пофлиртовать?

Шарлотта на минуту задумалась.

— Нет, не считаю. Всегда можно… — она тщательно подбирала слова. — Всегда можно определить, где шутка, а где настоящее чувство, которое может причинить боль, потому что оно… — Она опустила плечи и немного откинулась назад на спинку дивана, — не просто легкое увлечение, которое быстро забывается, и когда оно проходит, то можно вернуться снова к прежнему положению вещей. А я не думаю, что Фитц-герберт сможет вернуться к Оделии и испытывать к ней прежние чувства.

— Не слишком ли ты романтична, дорогая? — с недоверием произнес Питт. — Разве Фитцгерберт способен на нечто большее, чем увлечение, доставляющее удовольствие и вполне соответствующее его целям? Ему все равно надо когда-нибудь жениться, если он хочет преуспеть в карьере. Он не настолько блестящий политик, чтобы далеко пойти, да еще если вздумает пренебречь требованиями общества.

— Но я же не сказала, что он собирается отказаться от женитьбы на Оделии, — возразила Шарлотта. — Просто произошло что-то такое, что не может не оставить в нем следа, даже если судьба разведет их с Фанни по разным дорогам. Да и Оделия этого никогда не забудет. Я видела ее лицо.

Питт улыбнулся, но ничего не сказал, хотя невольно задумался, какую роль в этом могла сыграть Эмили. Если Фитцгерберт оставит свою невесту, это вполне может помочь Джеку на выборах. Но Томас воздержался от каких-либо догадок на сей счет.

Шарлотта вздохнула.

— Да, вот еще что. Джек подружился с лордом Энстисом, — продолжала она. — Знаешь, он необыкновенный человек. — Шарлотта стала вспоминать, как с мягкой иронией лорд делал замечания по поводу ее светских амбиций. — Мне никогда еще не доводилось беседовать с таким интересным и сведущим во многих вопросах человеком. Он рассказывал множество историй с таким сдержанным и умным юмором… Эмили считает, что он во всем находит интерес, ему ничто не кажется скучным. Иногда забываешь, что лорд Энстис такая важная персона, особенно когда в некоторые моменты он как бы забывается и уходит в себя. В нем чувствуется незаурядная сила, тебе не кажется?

Питт молча слушал, глядя на оживленное лицо жены, на игру света и тени на нем — и отмечал ее живой интерес к тому, что она говорит.