«Король Генрих» засел в иле.

— И что теперь? — с сомнением в голосе спросил Уэссекс, глядя на окружавшее их болото. Если они не ошиблись, то, пройдя в любом направлении, через полмили наткнутся на одну из плантаций, что лежат вдоль реки. Но если они свернули не туда, то завязнут в этом болоте навсегда.

— Пойдем назад тем же путем, что и пришли, — легкомысленно решил Костюшко. — В этом суть всей жизни, друг мой.

Уже за полдень команда сняла с борта ялик и уложила туда груз обоих тайных агентов. Один из моряков отправился вместе с ними в качестве штурмана и проводника, а Уэссекс и Костюшко при помощи шестов вывели ялик на речное мелководье. Здесь даже в октябре стояла тропическая жара, и Уэссекс пожалел о своей залихватской треуголке с перьями a la militaire.[58]Его сюртук лежал поверх багажа, как и сюртук его напарника, поскольку покрой их слишком стеснял движения при физической работе.

Они старались не выходить на стремнину — теперь, на лодке без механического двигателя, Уэссекс понял, насколько опасной может быть река. Через несколько минут течение подхватило их и понесло вниз, к цели.

И вот перед ними возник грузовой причал, которых Уэссекс уже много видел по берегам реки, — строение, к которому могли причалить плоскодонки для погрузки. На краю причала сидел негритенок и болтал в воде ивовым прутиком. В годы юности Руперта было принято держать маленьких мальчиков в качестве пажей, одевать их в фантастические ливреи с тюрбанами и драгоценностями, чтобы они напоминали индийских раджей. В отличие от них, этот мальчуган был бос, а одет лишь в короткие рваные штаны с махрами на коленях.

Увидев прибывших, негритенок живо вскочил на ноги.

— Это вас надо отвести к хозяину? — заговорил он на местном диалекте с таким акцентом, что Уэссекс едва разобрал его слова.

Штурман бросил ему линь, и мальчик быстро закрепил его, пока Уэссекс и Костюшко гребли, чтобы удержать лодку на месте. Их багаж быстро перетащили на причал, и едва они успели ступить на доски, как штурман повел лодку назад, вверх по течению. Герцог сразу надел свой сюртук табачного цвета и шляпу. Костюшко, с непокрытой головой, дольше провозился со своим щегольским нарядом.[59]

— Я провожу вас в большой дом, — с важным видом заявил мальчик. — Хозяин Бароннер вас ждет. — И негритенок танцующей походкой пошел прочь, нетерпеливо поглядывая на гостей.

— И этот наряд, надо полагать, должен здесь сойти за хорошее прикрытие? — процедил сквозь зубы Уэссекс.

— Не имеет значения, что человек видит. Имеет значение то, что он думает, что видит, — философски отозвался Костюшко.

Мужчины выбрались по высоким ступеням на широкую тропу, над которой нависали плакучие ивы, и Уэссекс уже пожалел, что надел сюртук. За обрывом простиралась, уходя чуть вверх, идеально ухоженная изумрудная лужайка, а выше по пологому склону стоял большой трехэтажный дом, построенный в роскошном стиле колониальной аристократии. Архитектура напоминала карибский стиль открытыми галереями с узорчатыми решетками, что тянулись вдоль каждого этажа, чтобы уловить даже легкий ветерок. Кружевные решетки из белого металла на фоне голубой штукатурки придавали зданию барочный вид, а несколько выкрашенных в различные пастельные тона пристроек, типичных для южных плантаций, лишь усиливали эффект.

— Один только вид этого дома стоит путешествия, — с восторгом прошептал Уэссекс.

— Не думал, что ты такой мещанин, — отозвался напарник.

Их юный провожатый тем временем пустился бежать вперед, криками оповещая о прибытии гостей. Уэссекс и Костюшко неторопливо последовали за ним. Когда они подошли к веранде, навстречу им вышел человек — наверное, хозяин. Он был одет безупречно, в ярком креольском стиле прирожденного орлеанца, а гладкая смуглая кожа говорила об африканских предках. На мгновение Уэссекс даже застыл от удивления, затем вспомнил, что тот институт рабства, который практикуется в Луизиане, не только признает существование свободных цветных, но даже позволяет им самим держать рабов.

— Добро пожаловать в «Облака». Я Реттлер Бароннер, хозяин. Надеюсь, путешествие по реке было приятным? — Он говорил как настоящий парижанин, только чуть растягивал слова, что выдавало в нем уроженца Нового Света. Без видимой спешки Бароннер проводил гостей в дом, подальше от любопытных глаз прислуги.

«Облака» походили на пышный восточный дворец. Интерьер представлял собой странную смесь уступки тропическому климату и приверженности к требованиям европейской элегантности. Полы с паркетом из кипарисового дерева были покрыты яркими восточными коврами, а серванты заставлены серебром и сверкающим хрусталем.

Бароннер провел их в миленькую комнатку на втором этаже. Французские окна по обеим сторонам выходили на веранду. Вдали за деревьями виднелась река. Красивый столик в стиле шинуазри стоял в самом центре комнаты, весь покрытый позолотой и лаком, а в одном углу комнаты красовалась большая расписная ширма.

— Прошу вас, джентльмены, чувствуйте себя как дома. Ваши комнаты скоро будут готовы. Кстати, не желаете ли освежиться?

Не дожидаясь ответа, Бароннер сильно потянул за шнур звонка возле двери. Вскоре вошла молодая негритянка с серебряным подносом, на котором стояли вазочка со льдом, вазочка со свежей мятой, графинчик с виски и лежали несколько головок белого сахара. Служанка поставила поднос на стол и удалилась. Бароннер тщательно смешал ингредиенты и, разлив в серебряные чашечки, подал напиток гостям.

— Это называется джулеп. Местный напиток Говорят, лечит все — от люмбаго до желтой лихорадки, но я подумал, что раз вы с севера, то он несколько скрасит вам здешнюю жару.

Уэссекс осторожно пригубил гремучую смесь, но она оказалась на удивление приятной. Костюшко, как он понял, пришел к такому же заключению, только быстрее. Но поляк был знаменит своей склонностью к выпивке.

— У вас прекрасный дом, — как бы между прочим начал Уэссекс.

— Благодарю вас, — улыбнулся Бароннер, усаживаясь напротив гостей. — Я профессиональный игрок. Выиграл «Облака» в карты и решил оставить поместье себе — атмосфера в Новом Орлеане в эти дни стала определенно нездоровой, и все, кто может, уезжают в деревню или еще куда-нибудь.

— Что вы можете рассказать о де Шарантоне? — спросил Костюшко, наклоняясь вперед.

Бароннер поднял руки, не желая говорить на эту тему.

— Я человек мирный. Я не встаю ни на чью сторону и не лезу в дела других. Время от времени я принимаю гостей, которые считают это место удобным для встреч, чтобы никто их не заметил, но не больше.