«Спрятаться», — пришла спасительная идея. Катя метнулась к сгоревшему дому. Одно окно было заколочено досками, второе открыто, но она обошла строение и остановилась перед проемом, где когда-то находилась дверь. В темноте дом выглядел устрашающим, но при мысли, что с минуты на минуту Лайонел со скоростью света пронесется по длинной улице, ноги слабели. Это уже становилось традиций — в его играх выбор отличался особой скудностью.

Внутри пахло старой древесиной, комнаты были пусты, свет из дыр в крыше, из окон рассеивал тьму. Девушка прокралась в самое дальнее, темное помещение, похоже, являвшееся раньше ванной, и забилась в угол.

Катя позволила себе несколько секунд отдышаться, получилось неважно.

«Нужно позвонить Вильяму, его брат не посмеет, если…» — Она запустила руку в карман пальто и едва не застонала от разочарования.

В глаза ударил яркий свет дисплея.

— Его ищешь? — в комнату проскользнул Лайонел. Он даже не подумал одеться.

— Как ты меня нашел? — рассердилась Катя.

— Твое пыхтение с другого конца города любой приличный вампир услышит!

А ей-то казалось, она проделала все очень тихо.

Молодой человек приблизился вплотную и опустил телефон ей в карман.

— Мы закончили играть? — Голос у нее предательски дрогнул.

— Я бы сказал, подошли к самой интересной части, — промурлыкал Лайонел, медленно развязывая ее шарф. — Даже не вырываешься, — слегка удивленно заметил молодой человек.

— А Элизабет вырывалась? — нагло спросила девушка, глядя в ледяные глаза. И, воспользовавшись его раздумьями, добавила: — Я знаю, зачем ты это делаешь! Вильям мне все рассказал.

— Так уж и все! — Прозрачные голубые глаза приблизились, и она ощутила на шее прикосновение его губ.

От него исходил морозно-свежий аромат, тонкий и до дрожи волнующий.

Катя стояла, прижавшись спиной к стене, не дышала и не шевелилась. Сердце стучало приглушенно, можно было подумать, оно планировало вот-вот окончательно замереть.

Лайонел отстранился.

— А он сказал тебе, что вы с Элизабет необыкновенно похожи? — В темноте сверкнули белые зубы. — Кстати, она никогда не была в моем вкусе!

Несмотря на страх, его слова уязвили. Девушка сделала шаг в сторону, но Лайонел ее сразу же поймал и, прижав к стене, яростно впился в губы поцелуем.

Катя только и успела выставить перед собой руки, но оттолкнуть молодого человека не смогла. Прежде она не знала, что поцелуем можно унизить. Властный, глубокий, лишенный всякой нежности, он всколыхнул два противоречивых чувства — бесстыдное удовольствие и ненависть. Эмоции столкнулись, как враги в поединке, и внутри больно кольнуло — на глаза выступили слезы.

Лайонел резко отпрянул. Некоторое время он внимательно смотрел на нее, затем сделал шаг назад, как будто хотел пропустить.

Нетвердой походкой девушка двинулась к выходу из дома. Во дворе стало еще темнее. Катя вышла на дорогу — конца улицы было не видно, лишь вдалеке поблескивали зажженные фонари. Ни в одном окне не горел свет, из трубы по-прежнему шел дым, вокруг стояла тишина.

Катя дошла до конца забора с колючей проволокой и обернулась.

Лайонел стоял посреди дороги возле серой стены. Ни лица, ни ледяных глаз — виднелся один его силуэт.

Пульс участился, а губы, еще хранившие вкус холодного поцелуя, словно коснулось теплое крылышко бабочки. По телу разлился жар.

Девушка отвернулась, закрыла глаза и, уходя прочь, стала считать свои шаги.

Их оказалось ровно тысяча двести шестьдесят девять. Еще никогда движения не давались ей с таким трудом.

— Ну наконец! — вскричала Анжелика, когда двери гостиной распахнулись и вошел Даймонд в руке с золотым подносом.

Девушка нетерпеливо схватила с него еженедельную газету «Питерское зазеркалье», на кипу писем и глянцевый журнал даже не взглянув.

Главный редактор и создатель Михаэль Давыдов, русско-французский метис, начал выпускать ее с разрешения Лайонела в тысяча восемьсот сорок седьмом году. И с тех пор рисованная газета каждую среду появлялась в домах вампиров города.

На обложке пестрел заголовок: «У самого желанного холостяка северной столицы новая пассия?» Ниже был изображен бальный зал Оранжевого замка, возле фонтана стоял Лайонел, сжимающий в объятиях девушку в белом блестящем платье — вместо головы у нее красовался жирный знак вопроса.

Анжелика раскрыла газету и скрипнула зубами от злости, увидев на первой полосе безобразный шарж в виде комиксов. На картинке под номером один Лайонел протягивал руку девушке с торчащими в разные стороны оранжевыми волосами и монетами по пять копеек вместо глаз. На второй — молодой человек тащил девицу за руку через зал, а та, согнувшись пополам, упиралась, раскрыв рот столь широко, что все могли наблюдать гланды.

Анжелика ниже склонилась над газетой.

На картинке под цифрой три она — собственной персоной, изуродованная до неузнаваемости шаржистом, стояла возле Вильяма, и они с тупейшими выражениями лиц смотрели друг на друга. Мол: «Что это сейчас было?» В следующем кадре Лайонел с Катей были запечатлены в танце, и во все стороны от них летели искры.

— Ненавижу этого ублюдка Давыдова! — выдохнула Анжелика, разглядывая себя с красным, точно от диатеза, лицом, стоящую плечо к плечу с не менее краснолицым Вильямом. Наподобие закипающего чайника, из носа у нее шел пар, а на голове красовались рога, один ветвистый — олений, другой маленький красный, как у дьяволицы. А на последней картинке — Вильям уводил из зала Катю, оставляющую за собой кровавый след. Лайонел же стоял, победоносно подняв руку с зажатым в ладони окровавленным сердцем, на котором точно на голове была надета золотая корона. Возле его ног на задних лапах подпрыгивала, как если бы просила косточку, болонка в голубом атласном платье.

Статью под комиксом с названием «Вместо Иисуса родилась новая королева, или ОСТОРОЖНО — она живая!» Анжелика читать не стала, а сразу зашвырнула газету в камин.

Даймонд опустил взгляд на поднос, где лежали письма.

— Не почитаешь? Тут много приглашений…

Девушка метнула на него убийственный взгляд и, поплотнее укутавшись в шелковый халат-кимоно, прорычала:

— Приглашения? Да весь город потешается в эту самую минуту надо мной! И всем интересно только одно: какое у меня сейчас выражение лица?

Юноша взял с подноса глянцевый журнал и протянул Анжелике:

— Взгляни, ты на обложке.

На губах девушки промелькнула улыбка.

— Ах, Таточка прелесть! — воскликнула она, проводя ноготком по своему портрету во весь рост, под заголовком «Достоинства красивой женщины — это слабость любого мужчины».