Я выглянул в окно. Опускались ранние декабрьские сумерки, но погода была тихой, без снега и ветра. Унылый дворник счищал со снега хулительную надпись.

– Ирина, вы как? – спросил я Иру. Она кивнула. – Хорошо, я сейчас закажу такси, но…

– Не надо такси, – сказал доктор. – Я отправлю за вами машину. Только адрес назовите.

Я продиктовал адрес, и В. положил трубку.

– Я правильно поняла? – спросила Ирина. – Каришку можно будет вылечить? Без всех этих плясок с бубнами.

– Можно, – ответил я. – Если она сама согласится.

– А почему она должна не соглашаться? – удивилась Ирина.

– Она считает, что я ее предал, – напомнил я ей. – Изменил ей с вами.

– Но ведь это же чушь собачья! – возмущенно-обиженно воскликнула Ирина. – Я бы никогда не посмела! Да, я ей завидую, я уже говорила об этом. Да, я очень хотела бы, чтобы меня так любили, как ее! Но у меня даже в самых бредовых мыслях не было отнять вас у нее. И не только потому, что я ее люблю. Просто я считаю, что настоящую любовь невозможно разрушить. Если любовь разрушилась, значит, это были не чувства, а подделка, суррогат. Но кому нужен суррогат?

– Многим, – задумчиво сказал я. Думал я о том, как наши с Ириной мысли совпадали. И еще кое о чем, что давно не давало мне покоя.

Эта навязчивая мысль постоянно пыталась подобрать ключ к моему сознанию, но я сопротивлялся ей всеми силами, на которые был способен. Потому, что такая мысль граничила с тем, в чем меня обвиняла Карина, – с предательством. Нет. Не сейчас. Никогда. Или когда-нибудь потом, когда выздоровеет Карина, я подумаю об этом – и лишь для того, чтобы растоптать, разорвать, уничтожить эту мысль…

Потому что я люблю Карину. Я люблю Карину. Мою Золушку, иногда бывающую Снежной королевой.

Онкоцентр академика В. располагался на окраине Троицка, неподалеку от Института ядерных исследований РАН. Он еще только строился; полностью готовы были главный исследовательский комплекс и гостиница, первые этажи которой временно занимало приемное отделение (впоследствии там должны были расположиться презентационные и конференц-залы). Сама гостиница, предназначенная для проживания приезжающих на научные симпозиумы, в основном пустовала, так что нам с Ириной выделили номер-апартаменты с двумя спальнями, предназначенный для светил науки уровня нобелевского лауреата.

В. настоял, чтобы мы заночевали в Троицке. Сам он планировал работать всю ночь.

– Я часто работаю по ночам, – пояснил он. – Никто не мешает, не отвлекает…

Честно говоря, мне было все равно – я чувствовал себя дома везде, где имелся Интернет, а в центре он, понятное дело, был, причем превосходного качества. Ирина тоже не возражала. Она сильно воодушевилась возможностью как-то помочь Карине, пусть даже таким образом.

Когда Ирина сдала все анализы, стрелки часов перевалили уже за полночь. В. поинтересовался, не голодны ли мы. Откровенно говоря, последнее время я забывал о том, что такое чувство голода, не потому, что ел досыта, скорее наоборот. Но сейчас, в этом странном месте, я внезапно ощутил, как нервное напряжение, довлевшее надо мной последние два месяца, по непонятной мне причине уходит. Словно все наши проблемы (которые стояли перед нами в полный рост) уже остались позади. Мною овладевало какое-то космическое спокойствие. Будь что будет! Главное, чтобы Карина выздоровела. На этом фоне все остальное казалось мелким, незначительным, неважным.

Но это мелкое и неважное неожиданно напомнило о себе самым непосредственным образом. А именно – телефонным звонком.

– Сергей? – спросил знакомый голос, но я не сразу узнал говорившего. – Это Артем Викторович.

– Слушаю, – устало сказал я.

– Это я слушаю, – с раздражением сказал Артем Викторович. – А вы рассказывайте, что происходит.

– А что происходит? – не понял я.

Артем Викторович вздохнул.

– Мы ведь с вами в доле, не так ли? – уточнил он. – После того как часть пакета была продана на IPO, нашей девелоперской группе принадлежит тридцать семь с половиной процентов акций сети «Мы» плюс одна акция. Мы оставили вам контрольный пакет в силу того, что вы, как создатель и генеральный архитектор этой Сети, лучше всего гарантируете ее успешность. Мы могли бы продать свои акции и даже выкупить ваши и тоже продать – такие предложения поступали, тот же Цукерберг регулярно высылает нам предложения, желая приобрести сорок-шестьдесят процентов ваших акций… высылал.

– И что? – спросил я. Откровенно говоря, я не понимал, к чему он клонит.

– Вы что, за новостями не следите? – спросил Артем Викторович. – Сегодня во второй половине дня «Мы» рухнула!

– То есть как рухнула? – уточнил я, мельком глянув на коммуникатор. – Сеть работает, если бы появились какие-то неполадки, мне бы пришло сообщение…

– Котировки рухнули! – пояснил Артем Викторович. – Каждую минуту проект «Мы» теряет два миллиона долларов капитализации!

– Почему? – спросил я.

– Это я у вас хотел спросить почему! – Артем Викторович первый раз повысил голос, и это было плохим знаком. – Мы, конечно, предпринимаем действия, скупая дешевеющие акции, и тем пока удерживаем падение, но этого ресурса надолго не хватит. Проблема в том, что что-то происходит в самой Сети! Вы давно заглядывали?

К этому моменту я уже сидел с ноутбуком и как раз зашел под административной записью.

– Вот сейчас смотрю, – ответил я. – Технически все исправно. Я не… вот черт…

– Что? – быстро спросил Артем Викторович.

– Из Сети уходят люди, – сказал я, чувствуя, как кровь отливает у меня от лица. – Минус четыре миллиона за шесть часов. У нас новых конкурентов не появилось?

– Нет, – ответил Артем Викторович. Впрочем, я и сам это видел. Ни новых конкурентов, ни каких-то изменений у старых, ничего, что могло бы объяснить такой отток пользователей.

Второй раз за день я почувствовал, что у меня уходит из-под ног земля. Но теперь она не просто уходила – я чувствовал, что лечу в какую-то пропасть, из которой нет и не может быть возврата…

– Вот что, – сказал мой собеседник строго. – Я вылетаю в Москву. Буду к восьми утра. Сразу же перезвоню вам. Потрудитесь к тому времени разобраться в происходящем.

Он вздохнул и сказал:

– Вы понимаете, о каких деньгах идет речь? Это, Сергей, не шутки и не игрушки, в девяностые убивали за один процент от такой суммы. Я вас наберу.

И положил трубку.

Впрочем, что происходит, я понял почти сразу – достаточно было посмотреть самый популярный хэштег. Все ссылки этого хэштега вели на закрытые страницы, на последние записи этих страниц. Записи повторяли хэштег:

# I_not_need_anything_from_you.