— Почему никто не собирает хворост? — весело заорал он, отворачиваясь от Вантары. — Давайте найдем местечко поуютней — и подальше от этих инопланетных трупов — и запалим добрый костер, который согреет нас в эту ночь.

Приободрившись от того, что нашлось хоть какое-то занятие, Стинамирт, Мистекка и Арванд помчались к зарослям кустов, чьи округлые очертания постепенно проявились в звездном свете. Вантара смерила Толлера долгим взглядом, который, как он догадался, должен был выражать неизмеримое презрение, затем отвернулась и медленно пошла вслед за остальными, оставив его наедине с Джерин.

— Неплохо было бы наложить на твою ногу еще несколько швов, но очень мало света. — Джерин мельком взглянула на импеллер, который медленно угасал, превращаясь в прямоугольный серый блок. — Я тебя сейчас перевяжу, а утром закончу.

— Спасибо, — кивнул Толлер, внезапно поняв, что абсолютно не способен передвигаться без посторонней помощи. Рана, хоть и серьезная, смотрелась на его могучем теле незначительной царапиной, но он вдруг обнаружил, что весь дрожит и чувствует себя больным и разбитым. Толлер терпеливо ждал, пока Джерин наложит ему на икру бинт, извлеченный из полевой аптечки.

— Вот где пригодилось мое фермерское воспитание, — сказала она, туго затягивая узел.

— Благодарю покорно! — Толлер говорил с напускной сварливостью, радуясь возможности отвлечься от беспокойств по поводу солнца. — Утром приколотишь к моим копытам новые подковы, а пока, будь любезна, помоги мне наконец добраться до костра.

Джерин поднялась, обхватила его рукой за талию, и они вместе направились к уже замерцавшему в непроглядной темноте оранжевому огоньку. Идти по высокой траве оказалось довольно трудно, поэтому Толлер облегченно вздохнул, когда Джерин остановилась, давая возможность ему и себе перевести дух.

— Теперь я точно заслужила повышение, — отдышавшись, заметила она. — Ты немногим легче моего любимого синерога.

— Я прослежу за тем, чтобы… — Толлер запнулся. Он не имел права строить планы на будущее, которого могло и не быть. — Ты повела себя самоотверженно, ринувшись к машине. Меня аж в жар бросило, когда я подумал, что ты не успеешь выбраться.

— С чего это ты так беспокоился о моей судьбе? — пробормотала Джерин. — Ведь я только выполняла свои обязанности.

— Ну, наверное, потому… — Толлер улыбнулся, сообразив, какую древнюю игру ведет с ним Джерин. Они все стояли, окутанные тьмой, и вдруг эта игра стала значить для него куда больше, чем все страхи за будущее планеты. Он притянул ее к себе, и они слились в страстном поцелуе.

— Графиня может увидеть нас, — подначила Джерин, оторвавшись от его губ. Он чувствовал теплое дыхание девушки на своем лице. — И графине это не понравится.

— Какой графине? — изумленно переспросил Толлер, и они с Джерин, прильнув друг к другу в самом центре темной-темной ночи, безмятежно рассмеялись.

Толлер даже не надеялся, что ему удастся заснуть. Раненая нога начала отвратительно ныть, не умолкая ни на секунду, да и в любом случае он просто не мог уснуть и позабыть, что, быть может, его планета сейчас затеряна в просторах беззвездного космоса. Но костер приятно припекал, рядом, положив руку ему на грудь, посапывала Джерин, и он понял, что устал больше, чем сам о том подозревал…

Он растерянно открыл глаза, пытаясь определиться, где он очутился. От костра остались подернутые белым пеплом уголья, но их света как раз хватало, чтобы различить вокруг спящие тела товарищей, — и внезапно у него в висках снова застучал очень важный и неотложный вопрос. Он резко приподнялся — Джерин у него под боком что-то недовольно пробурчала — и осмотрел горизонт.

Из-за кромки земли выглянула слабая, но легко узнаваемая полоска пурпурного света.

На глазах у Толлера проступили слезы, когда он понял, что за чудесный, изумительный свет пробивается к ним. Он облегченно вздохнул и снова погрузился в целительный сон.

Королева Дасина перенесла еще один удар, который на этот раз оказался для нее роковым.

Когда вести о свалившейся на планету трагедии распространились из Прада по городкам и деревенькам Верхнего Мира, простой люд — и так уже перепуганный до смерти необъяснимой переменой на небосводе — еще больше замкнулся. Настроение у всех было подавленное. Снова подняли головы религиозные фанатики, утверждавшие, что болезнь королевы была предсказана знамениями, которые преобразили небеса над планетой. И даже те, кто обычно не обращал внимания на всякие предрассудки и пересуды, были потрясены тем в высшей степени странным явлением, которое случилось на рассвете три дня назад.

Те, кто привык вставать спозаранку, описывали случившееся в один голос. Сначала они увидели внушающую ужас яркую желтую точку, похожую на миниатюрное солнце. Она внезапно появилась в зените, прямо в центре огромного диска Мира, и не успели глаза привыкнуть к этому неожиданному сиянию, как гигантские концентрические круги начали расходиться по рассветному небу, пульсируя и переливаясь всеми цветами радуги.

А затем свершилось последнее невероятное действо этой космической драмы — небо… умерло.

Это слово — "умерло" — повторялось и повторялось на всех углах, срываясь с губ необразованных простолюдинов, которые всю свою жизнь провели под небесами, залитыми светом и переполненными всевозможными астрономическими явлениями.

Небо, казалось, умерло, когда Мир вдруг исчез, а вместе с ним исчезли и Великое Колесо, и мириады серебряных спиралек поменьше; бесчисленные тысячи звезд, самые яркие из которых складывались в ствол Дерева; неверные полоски таинственного свечения, подобно косам раскинувшиеся между галактиками; кометы, чьи мерцающие развернутые веера украшали вселенную; шустрые метеоры, оживлявшие ночной купол и шнырявшие от звезды к звезде.

Все это исчезло в одну секунду, и теперь небеса казались какими-то омертвелыми — в основном из-за тех холодных, одиноких и бесконечно далеких точек, которые, в сущности, не освещали небо, а лишь усиливали впечатление пустоты и мрака.

Толлер Маракайн, опершись на костыли, задержался на южном балконе своего дома, любуясь закатом. Перед ним на широкой балюстраде стоял бокал с бренди, но на время Толлер совершенно забыл о нем, увлекшись игрой небесных красок, которые становились все гуще и все мрачнее. Взглянув на чуждый темнеющий небосвод, он подавил невольную дрожь, но сейчас его беспокоило вовсе не исчезновение планеты-сестры, которой следовало привычно нависать над головой. Он достаточно времени провел "вне" Верхнего Мира — в местах, где большинство обитателей даже не могли представить детальную картину иной планеты у себя над головой, — и поэтому быстро привык к изменившемуся небу.

Признавая, что его состояние отчужденности вызвано абсолютной пустотой ночного неба, Толлер решил отнестись к вопросу философски, с позиции здравой логики, и таким образом попытался избавиться от неприятного ощущения. Какая разница, спрашивал он себя, содержит равнодушное, неприветливое ночное небо миллиард звезд или всего лишь горстку? Ведь количество зерна, собранного во время жатвы, от этого не изменится?