в грудь, посыпать землею голову, хоронить родного сына – ив невольники идти к тем, кто исторгает сердце из вашей груди и жизнь вашу губит. Так не будет вам избавления, вечно будете вы страдать и на своей же родной земле в жертву себя приносить, в своей стране великой мукой мучиться.

И все не наберетесь вы смелости, не сговоритесь, чтоб этот меч и шашка, этот огонь и пламя, этот котел, вертел и горящий костер каждый миг наготове держать для врага, все не решитесь сами жечь и резать его. Так не освободите вы свой народ, свою стран у, останетесь и впредь в таком невежестве и злополучии.

Простите! Отнесите нашу горячую любовь, наш родственный привет вашим детям, расскажите им о наших печальных днях, – пусть они поберегут свои головы, – да не доживут они до подобных дней, не увидят такого горя. Пусть жизнь свою отдадут и страну защитят. Простите, простите!

– Ох… ох… ох… мама-джан… папа-джан… беке милосердный… пощадите… пощадите… пощадите… умираем… горим… жаримся… пощадите… ох… Вот, кончено… идем… О, подвижник Вардан! Святые родители, ваши дети идут, приблизьтесь. Дети ваши жизнь отдали и смерть приняли, вас не оставили, от вашей веры не отвернулись, от вашего святого креста не отступились, перед мечом, перед пламенем, перед муками устояли.

– «Режь руки-ноги, круши, ломай!

Голову жги, живот терзай,

Ногти им рви, руки пали,

Голой спиной к огню подставляй,

В масло обрубки рук окунай!

Коль быстро убьешь, – сам пропадешь.

Медленно головы им обдирай,

Кожу снимай, глаза выжигай!

Пускай глядят, как им ноги палят!

Как пальцы вырвут им, – задрожат!

Ослабнут, авось, от мук, от ран,

Оставят крест и примут коран!» —

Давал Гасан-хан палачам урок, —

Святых младенцев мукам обрек.

Но праведник каждый уж отдал сам

Кровь свою богу, и к небесам

Вознесся жертвенный фимиам.

Тут свет пробился сквозь темень туч,

Облек тела им небесный луч,

И грянул голос, грозен, могуч:

– Гасан, безбожник, дьявол и зверь,

Покайся и дай мне ответ теперь

Тебя и бездны не поглотят,

Земля изгонит, не впустит ад

Сгинешь ты в муках еще живой,

Пока не искупишь крови святой

Коль молнией-громом будешь сожжен,

Помни, – мукам ты мной обречен.

Пошатнешься ты, вконец упадешь, —

На тернии ляжешь, как в гроб сойдешь.

А вам, дорогие, мир и покой

До крайнего дня, до зари благой,

Невинные дети с чистой душой!

Когда Апараном иду, всяк час

Я буду, милые, помнить о вас.

Ах, дети, память родной земли,

Рано, святые, вы отцвели!

Я, к земле припав, на колени став,

С морем слез в глазах, сердце болью сжав,

С непокрытою головой склонюсь,

Поцелую прах, – и не подымусь.

Я вспомню вас и сорву цветы,

Святые души, к престолу небес,

К благому судье, к алтарю святых

Взнесите слезы мои с мольбой

О бедных людях страны святой,

Что богу пожертвовали собой,

Чтоб им разора и плена не знать, —

Довольно им кровь под мечом проливать,

Помоги не знать, без дома блуждать.

Конец второй части

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Армянская страна много раз подвергалась притеснениям и опустошениям, но на сей раз превзойдено было все. Горы и ущелья стали обиталищем воров и разбойников. Со всех сторон внезапно поднялись персы, и сила их была такова, что не было уже возможности противостоять им. Но эти же притеснения придали армянам духа. Их народ всячески попирали, но и они не отставали и высасывали кровь врага.

Вся Персия сорвалась с места, восстал весь Кавказ. Сын царя Ираклия, Александр, после занятия Грузии бежал. Он искал помощи у персидского двора и не переставал о камень головой биться, чтоб только вернуть в свои руки страну свою, – не было горы, через которую он не прошел бы, чтобы как-нибудь добиться исполнения заветного желания.

Лезгины, чеченцы, черкесы, мусульмане Казаха, Борчалу, Шамшадина, всех областей прикаспийских потирали себе руки, хной красили, крылья у них выросли, – все стремились налететь на русских, захватить русские владения.

Армянскому народу сулили огонь, меч, резню. Сколько; было у них яду, изливали на голову нашего народа. Либо обещали почести, величие, стараясь привлечь обманом, либо всячески наказывали, подвергали жестоким карам, чтобы армяне испугались и отступились от русских.

От шаха и от сардара шли фирман за фирманом, но душевная справедливость армян, искренняя любовь к русским и тогда не покидала их, когда над головой их играла шашка, когда сыновей их и детей на глазах у них, на собственной груди, предавали мечу или живыми сжигали.

Дела армян в персидскую войну богу известны, всемилостивейший император тоже много раз награждал их действия изъявлением благодарности и грамотами, крестами и орденами.

Пусть какой-нибудь глупый, безбожный человек попробует опорочить армянский народ, подставить ему ногу, – ежели люди не знают, камни могут засвидетельствовать.

Вероятно, когда-нибудь некий справедливый и беспристрастный человек напишет историю Грузии, и тогда будет видно, что сделали в ту пору армяне, какую выказали преданность государству и сколько пролили своей крови.

Всякому известно, что когда Гасан-хан с запада, а Абас-Мирза с востока, внезапно, по-разбойничьи, бросились в наши пределы, – у нас никто ничего не знал.

Пока русские собрали войска, персы могли бы всю Грузию попрать ногами, если б армяне повсюду не преградили им дорогу.

Достаточно одного того, что сделали епископы Нерсес и Григор или Мадатов и Бебутов, чтобы мир узнал, каков был в то время дух нашего народа.

Первый, с крестом в руке, произносил проповеди, собирал войско, убеждал, чтоб армяне пошли и пролили кровь за свой народ.

Второй, по просьбе Ермолова, снял свои епископские одеяния и оделся по-черкесски, весь увешался оружием, взял в руку щит. Когда проходил он по Тифлису, по Казаху или Борчалу, народ встречал его как спасителя.

В то время, как Шамшадинский уездный начальник с целой сотней людей доехал только до Матушкиного моста и, ужаснувшись, повернул обратно, не смог проехать дальше, этот богатырь епископ всего с двумя людьми разгромил тысячи кровопийц и разбойников, пробился через Казах и

Борчалу и явился в Шамшадин, на