Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночью, засыпая, по многолетней привычке, Инна обсуждала с мамой предстоящую встречу.
— Мама, представляешь: нашему папке пятьдесят пять лет.
— И мне бы сейчас пятьдесят пять было, а вот всегда молодой останусь — девушка на фотографии смеётся.
— Я твоё сердоликовое сердечко одену, оно всегда мне помогает.
— Так, наверное, оно уже из моды вышло, чтобы на торжество его надевать, — тревожится девушка.
— Мама, это теперь называется винтаж. Я одену кулон на длинную цепочку, и будет очень стильно. Надо только платье подобрать, чтобы всё сочеталось. Завтра, после работы, пойду по магазинам. Сейчас лето, вызовов немного. Успею, — Инна не пошла в ординатуру, чтобы быть хирургом, как вначале планировала, а стала участковым терапевтом в городской поликлинике. Не захотела идти в больницу, где в глазах окружающих, в первую очередь, была бы женой главврача. Мишкин не одобрил решение жены, но и отговаривать не стал.
— А чего ты, доча, вдруг так засуетилась? — мама хитро прищурила весёлые глаза. — Про Митю вспомнила? Хочешь его поразить?
— Да зачем он мне теперь? Может, мы и не встретимся.
— А если встретитесь, — мама улыбается, — он пожалеет, что тебя упустил. Ты ведь у меня красавицей стала. Про Машеньку ему скажешь?
— Ой, мамочка, давай потом про это поговорим. Мне пока платье красивое надо купить.
— Инночка, ты чего не спишь? — проснулся Мишкин, включил свет.
— Я засыпаю, Дим, не разгуливай меня, — Инна отвернулась к стене и закрыла глаза, представляя, как она зайдёт в банкетный зал, а навстречу её встанет из-за стола Митя.
Глава 28
Слава Рождественский встречал на вокзале дочь с внучкой. Поезд из Даниловска опаздывал, и Слава начинал нервничать. В молодости невозмутимо спокойный, в последнее время он часто волновался из-за пустяков: понимал, что ерунда, внимания не стоит, но всё равно бесконечно прокручивал в голове негативные варианты. Началось это лет восемь назад, когда в одночасье, как карточный домик, рухнула его налаженная жизнь, он оказался в совершенно непредсказуемом мире и стал ждать от судьбы новых подвохов. Слава и до того получал тяжёлые удары — когда ему было двадцать шесть, погибла любимая жена, ради которой он жил, но тогда был молод и полон энергии, поэтому собрался силами и пошёл вперёд — построил успешный бизнес, создал новую семью, росли дочери… Мысли о дочерях тоже стали болевой точкой для Вячеслава. Всегда волновался за старшую: тихая, неуверенная в себе, к тому же Слава замечал, что жена недостаточно внимательна к молчаливой малютке. Зато младшая никаких опасений не вызывала, отец только любовался ею — умничка, красавица, бесконфликтная, но при этом за себя могла постоять. А вот выросли, и оказалось, что за Инну напрасно беспокоился: выучилась, стала врачом, семья прекрасная, внучка — сплошная радость. А в Алине сломался нравственный стержень — ни самоуважения, ни достоинства в дочери не осталось. Слава винил себя: всегда занят был работой, остальное казалось второстепенным, а именно дети, как выяснилось, и есть самое главное, то, что после нас останется. Жаль, поздно понял эту простую истину.
Наконец прибыл долгожданный поезд. Из вагона сначала выпрыгнула Маша, подбежала к деду, повисла на шее, следом вышла Инна с большой дорожной сумкой, весёлая, загорелая, поцеловала отца. Только что прошёл дождь, вся платформа была в лужах. Маша взяла маму за руку, аккуратно, чтобы не обрызгаться и не промочить ноги, засеменила рядом. Слава с умилением смотрел на своих девочек, предложил:
— В субботу день рождения отметим, а потом давайте на дачу съездим, утром на рыбалку сходим, вечером шашлычок пожарим.
— Папка, мы только на пять дней приехали. У нас уже всё расписано. Мы завтра в зоопарк и в Планетарий, потом нам на ВДНХ надо, затем в Третьяковку — в зал Васнецова на Алёнушку и трех богатырей посмотреть, билеты в театр я по интернету заказала. Дачу на другой раз оставим.
— Когда ты соберешься в другой раз? — Слава вздохнул, ставя дорожную сумку в багажник.
— Соберусь. Будут у Маши осенние каникулы, а у меня отпуск, и сразу приедем к тебе, — Инна счастливо улыбалась. Многолюдье родного города и пугало, и радовало.
* * *
На следующий после приезда день Инна с Машей отправились, как и планировали, в зоопарк. Вышли из метро, и их подхватила вечно спешащая московская толпа.
— Мамочка, тут никто никого не знает, — полуиспуганно, полувосторженно прошептала Маша.
И тут же, опровергая её слова, высокий светловолосый мужчина остановился перед ними:
— Инна!
— Митя!
Маша с любопытством наблюдала, как незнакомец взял маму за руку, улыбаясь, обвел взглядом:
— Ты прямо расцвела! Смотрю: какая красивая женщина идёт, на Инну похожа, а потом вижу: так это моя Инна и есть!
Машу удивило, что мужчина назвал маму «моя» и что мама (это Маша почувствовала) смутилась.
— Вот вчера приехала с дочкой к отцу. У него День рождения. Пятьдесят пять лет. Мы сейчас в зоопарк идём, — мама говорила странно короткие, обрывочные фразы, что было ей несвойственно.
— Да, я слышал, родители говорили, что к дяде Славе на юбилей собираются. А это дочь твоя? Большая какая, — мужчина скользнул равнодушным взглядом по Маше. — Тебя как зовут, девочка?
— Мишкина Мария Дмитриевна, — гордо представилась Маша.
— Ух ты! Как всё по-взрослому. Вижу мамино воспитание.
Маша увидела, что от этих слов мама покраснела.
— Инн, вообще-то, мне бежать надо, я тут к стоматологу заезжал. Но, если хочешь, могу вас подвезти. У меня машина рядом на парковке.
— Куда нас подвозить? Мы же в зоопарк идём.
— Ой, извини, не сообразил, что перед зоопарком стоим, — Митя улыбнулся своей открытой беззаботной улыбкой. — Ты надолго приехала?
— На неделю.
— Отлично! Я сегодня по делам в Питер