Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инна с жалостью смотрела на худенького, лопоухого мальчика. Надо как-то помочь ему войти в новую обстановку. Она стала расспрашивать Никиту о дороге, об интересах, но ребёнок был неразговорчив, отвечал односложно, беспрерывно бормотал: «Спасибо!», «Извините!», вежливо поинтересовался: «Можно погладить кошку?» и, получив согласие, больше уже ничего за весь вечер не произнёс.
На следующий день, уложив детей спать, Инна объявила мужу, что на сессию из Даниловска не уедет, ездить будет только на экзамены пятичасовым автобусом, а потом напишет заявление и заберёт документы из университета, восстановится через год. Мишкин перебил её:
— У тебя до ГОСов один семестр остался, как-нибудь прокрутимся.
— Дим, ты на сына посмотри. Привезли в незнакомый город, практически к чужим людям, а сейчас одного бросим.
— Будет после уроков ко мне в больницу приходить.
— Боюсь, что это не тот ребёнок, который станет радостно вертеться под ногами у врачей и больных. Ему сейчас внимание нужно, он и так в стрессе, а мы ещё больше загоним, потом не вытащим. Он даже тебя боится, на «Вы» называет, сторонится.
Супруги проговорили полночи, но так и не определились, отложив решение до окончания сессии. Мишкин предположил, что, может быть, за это время Никита немного привыкнет к новой обстановке и сможет неделю проводить с ним.
В понедельник рано утром Инна уехала сдавать экзамен по анестезиологии, Мишкин отвел дочь к соседке (с ней договорились, что в дни Инниных экзаменов она присмотрит за Машей) и проводил Никиту в школу. Одноклассники с любопытством разглядывали нового ученика, отчего тот смутился больше обычного. На перемене Ромка Ежов, озорной мальчонка, подошёл к новенькому, взял с парты его пенал, и с интересом стал рассматривать содержимое. «Классная стиралка. Я себе возьму», — Ромка вытащил из пенала каучукового зайчонка. Никита мог легко поделиться чем угодно, но этот ластик они выбирали с мамой и долго смеялись, перебирая в магазине смешных разноцветных зверушек. И Никиту мама называла зайчонком.
— Не трогай мои вещи! — Никита попытался вырвать ластик, но Ромка крепко зажал резинку в кулаке.
— Жадный что ли? Стиралку пожалел?
Ребята собрались вокруг и с интересом наблюдали за происходящим.
— Это мне мама купила! — отчаянно закричал Никита и неожиданно расплакался.
Ромка Ежов расхохотался, одноклассники подхватили его смех — новенький не прошел «проверку на вшивость».
Уроки закончились. Никита вышел из школьного двора, и тут же на него посыпался град снежков. «Что стоишь? Беги, мамочке жалуйся!», «Мамочкин сыночек!» — неслось со всех сторон. Было больно, но, главное, очень обидно. Нужно было убежать, но Никита медленно пошёл, низко опустив голову, чтобы не было видно навернувшихся слёз. Стрелять по такой мишени стало неинтересно, и град снежков прекратился.
Идти до школы было недалеко — три дома и начинался школьный забор, дорогу переходить не надо, заблудиться невозможно. Однако Инна накануне прошла с Никитой этот путь, показала поворот к дому соседей, где его будут ждать после уроков. Но мальчик не хотел идти к соседям и ждать там отца, он никуда не хотел идти, никого не хотел видеть. Никита брёл по чужому холодному городу, пока не устал, тогда он сел на лавочку перед чьим-то забором и задремал. Ему снилось, что он в родном тёплом Сочи, снега почти нет, только чуть припорошены пальмы вдоль набережной, а они с мамой идут в парк аттракционов.
— Пацан! Эй, пацан, проснись! — какой-то парень тряс Никиту за плечи.
Никита открыл глаза: ни мамы, ни Сочи, кругом сугробы, деревянные штакетники заборчиков, и почему-то очень холодно.
Инна вернулась в Даниловск уже вечером. Дима открыл дверь, поцеловал, виновато потупился:
— Ты права была. Надо было Никиту встретить из школы. Представляешь, он заблудился, замёрз. Его на Гагарина обнаружили. Температура поднялась. Я, конечно, уже Ирину Викторовну из терапии выдернул, она всего навыписывала.
Из-за спины Мишкина вынырнула Маша:
— Блатик заболел. Он долго гулял и замёлз.
Так началась жизнь Никиты в Даниловске. Две недели мальчик проболел, а потом снова пошёл в школу. Он не жаловался учителям, не рассказывал дома, что одноклассники скидывают его вещи с парты, пинают портфель, но Инна поняла: что-то нехорошее происходит с ребёнком в школе. Если отношения не складываются в младших классах, то в старшей школе детское озорство сверстников перейдёт в настоящий буллинг.
— Никита, у тебя день рождения через неделю. Давай приглашай друзей, — предложила Инна.
— У меня нет друзей.
— Тогда приглашай весь класс. Мы придумаем, как отметить, чтобы всем было весело.
И Инна взялась за подготовку детского праздника. «Жаль, что Алины нет, вот кто мастер на выдумки», — подумала Инна, и в ту же минуту зазвонил телефон:
— Инка, привет! — зазвенел весёлый голос сестры.
— Алина, ты куда пропала? Я папе звонила, узнавала, как ты? Он сказал, что нормально. Я успокоилась. Но что ты у меня была, я на всякий случай не стала говорить.
— Молодец! Дотащила интригу до финала. Но отец правильно понял твой живой интерес и наконец дал мне телефон сестры.
— Алин, рассказывай, как у тебя дела?
— Прекрасно. Ремонтирую квартиру. Наверное, в Эмираты съезжу позагорать или на Бора-Бора. Ещё не решила.
— Ты хоть сообщай, куда поедешь. Мы флажки на карте будем ставить, следить бы за твоими перемещениями.
— Смешно. Примитивно, но смешно.
— Ты на работу устроилась? Или чем сейчас занимаешься?
— Долго рассказывать. Как Даниловск,