Тот удивлённо замолчал, потом развернул свиток и забегал глазами… То в бумагу, то на нас, то в бумагу, то на нас.

— Исполнили уже приговор, — проворчал Ярош в полной тишине, — И дружину нашу побили… А на букву закона твою вообще наплевали.

— Но… но…

Чинуша замолк, срезанный тяжёлым взглядом сотника. Потом Ярош глянул на Анфима, кивнув в мою сторону.

— Надо присмотреть за броссом, тут ничего не попишешь. Но чтоб по чести всё.

— Сделаем, Ярош, не беспокойся.

— Я к царю. И ты со мной, приказчик хренов, — это было уже адресовано чинуше.

Глава 28

Пока я забирался в простой многоместный экипаж, явно предназначенный не для знати, он заметно качнулся и заскрипел. Одно то, что нам подали его, чтоб довезти меня до места заточения, говорило о размерах крепости.

Сидя на жёстком сиденье и слушая цоканье копыт пыхтящих от натуги лошадей, я через окно разглядывал сердце Моредара изнутри. Стены и здания вокруг, сложенные из огромных блоков, благодаря белому цвету и широким улицам отличались изяществом, но всё равно возникало чувство монолитности и неприступности.

Мои губы тронула улыбка. Последняя Обитель Света, которую я, Всеволод Тёмный, брал со своим войском, тоже была огромной и считалась неприступной. Но любой магистр знает, что дело не только в толщине стен и в остроте клинков.

Хотя здесь защитники своё дело знали. От охранных заклинаний, навешанных не только на стенах, но даже в воздухе, у меня и без чутья цербера свербило. Это был совсем другой монолит, магический, сотканный на тонком уровне, и вот он внушал мне реальное уважение.

Высоких башен на стене и во дворе хватало, и купола некоторых едва ли не мерцали от защитной магии. Поэтому Кутеня я отправил во Тьму, потому что пока опасался пускать его в разведку по двору. Он ещё не такой сильный, чтобы рвать плетения мощных чар, как бумагу…

Сначала мне самому надо освоиться, а потом потихоньку раскладывать вокруг козырные карты.

— Вообще, в крепости мы держим узников в Южной Нижней Башне, — вырвал меня из размышлений Анфим, сидящий рядом, — Там порубы и тюремные остроги…

Мне оставалось только кивать ему.

С нами в карете сидело ещё двое дружинников из числа воинов Яроша и двое магов из дюжины Анфима. Снаружи скакала царская стража, и кто кого охранял, было непонятно. То ли стражники следили за мной, то ли дружина следила, чтобы стража ничего со мной не сотворила.

А, ну ещё за нами в таком же экипаже двигались трое оставшихся свидетелей из таверны, две тётки и седой мужичок.

И всё же это было честью, что меня сопровождал сам дюжинник Анфим. Я было уже ожидал, что меня поведут к узникам в Южной Нижней Башне, но старший маг сказал:

— Тебя, я думаю, мы определим в корпус нашей, Ярошевой сотни. Есть у нас там «повинный погреб». Это, так сказать, для наших озорников…

С задних сидений послышались вздох и короткие смешки. Я заметил, как все посмеиваются над покрасневшим молодым дружинником. Кажется, это один из тех безусых юнцов-щитоносцев, которых я вытащил из-под стрел.

Просто сейчас он был без щита и без шлема, с одним мечом, который держал, уперев клинком в ножнах в пол. И, судя по реакции соратников, безусый в этой «повинной комнате» уже побывал.

— Всяк туда лучше, господин Малуш, — подал голос юнец, — Чем в поруб.

— Влас-то знает, — усмехнулся маг рядом, и щитоносец снова вздохнул.

— Для меня это честь, — сказал я, повернувшись Анфиму.

— Своих не бросаем, — улыбнулся тот.

Я старательно следил за своей мимикой, чтобы не оскорбить дюжинника. Да он и сам, судя по серьёзным глазам, отлично помнил, что именно в сотне Яроша едва ли не половина оказалась предателями.

Так что это был ещё большой вопрос, где мне безопаснее — в порубе или в казарме. Но всё же я предпочитал более человеческие условия, а ещё лучше горячую ванну, кусок жареного мяса и кружку пива. Ну, и чародейку заодно опытную в компанию, чтоб чутка подрихтовать новый ранг послушничества…

— А ты не страшись, бросс Малуш, — Анфим снова ворвался в мой мир грёз, — Его величество Нереус не особо вспыльчивый, с плеча не рубит. Он мудрый, сначала разберётся, и лишь потом примет решение.

Я решил не говорить, что уже давно это понял. Иначе зачем бы Нереус терпел хитрого кнеза Павлоса, который то и дело портил погоду своими скабрезными письмами другим царям? Зачем бы он спорил с нетерпеливым советником Левоном?

Только если бы кто меня спросил, то я бы не назвал это мудростью. Особенно глядя на то, что творится в Южном крае… Слишком многое Нереус спускает с рук, и эту его милосердность челядь уже давно считает слабостью, иначе бы советник Левон не пытался выкрасть последних свидетелей тут же, в царском дворе.

Мы объезжали царский дворец, скрывающийся за внутренней стеной, по широкой дуге, и его купола со шпилями всё равно были видны. Внешняя стена крепости, со множеством башен, казарм и конюшен, была намного выше.

Анфим великодушно водил рукой направо и налево, рассказывая, что я вижу на улицах. Сотенные корпуса, кузницы, конюшни и каретники, часовни светлых богов… Жилые дома чиновников и резиденции некоторых приближенных дворян.

Здание суда с высокими колоннами и с большой статуей перед ним Анфим выделил отдельно.

— Яриус? — спросил я, глядя на золотую статую грозного старца, поднимающего над головой сияющий наполированный молот.

— Да, нет бога справедливее, чем Яриус, — Анфим слегка сложил ладони, глянув наверх, — Его Око видит всё.

Я на это промолчал, но неожиданно почувствовал, как глубоко внутри, в недосягаемых мне глубинах составной души, шевельнулась инкарнация Хморока. Северный бог имел своё мнение о справедливости своего брата.