Пальцы ее нащупали красный рубец на предплечье.

– Вам больно?

– Нет… Здесь.

Гриффин был с ней честен, предельно честен, и Полина испытывала гордость, оттого что заслужила его доверие.

– А где, здесь? – Она прикоснулась к его виску там, где оставила след вчера.

– Нет.

– Тогда где-то еще. – Полина накрыла рукой то место на его груди, под которым билось сердце. – Где-то там, глубоко. Там болит.

Он кивнул.

– Болит. Еще как.

Как ни сильно было в ней любопытство, она подавила желание вытащить из него правду, воспользовавшись удачным моментом. Не все сразу. Возможно, со временем он сам пожелает ей рассказать.

– А если я поцелую, пройдет? – лукаво улыбнулась Полина.

– Я так не думаю, – произнес он задумчиво, смахнув с ее лба прилипший локон. И взгляд его изменился: боль ушла, уступив место озорному блеску. – Но меня можно убедить лежать очень смирно, пока ты не выбьешься из сил, пытаясь излечить меня поцелуями.

Через час они довели друг друга до изнеможения.

Грифф гладил Полину по волосам, а она прикасалась губами к его груди, плечам, животу, стараясь быть очень нежной, и если ей и не удалось излечить поцелуями глубоко засевшую в сердце рану, то кое в чем она все же преуспела, прогнав из его головы все мысли. А это уже достижение.

Все спокойствие Гриффина улетучилось, когда она скользнула языком от пупка вниз: он едва не зарычал.

– Я снова тебя хочу. Оседлай меня, возьми его в руку и направь в себя.

Если Полину и смутило это довольно смелое требование, то она этого не показала. Единственным свидетельством ее смущения стал густой румянец, заливший лицо, шею и грудь.

Приподнявшись, она направила его член в себя и осторожно опустилась на него, давая возможность проникнуть как можно глубже.

Ее внутренние мышцы обхватывали его плотно, как идеально подходящая по размеру перчатка.

Полина училась на ходу. Опираясь ладонями ему в грудь, прижимая его к матрасу, она ритмично сжимала и разжимала бедра, поднимаясь и опускаясь до самого конца. При этом ее маленькие тугие грудки упоительно подпрыгивали, покачиваясь из стороны в сторону. Едва ли он видел в жизни что-то эротичнее.

– Полина…

Ответом ему был сладострастный стон, потом глаза ее, затуманенные, с отяжелевшими веками открылись.

– Когда ты в последний раз занималась любовью?

Она прикусила губу, плохо соображая.

– Двадцать минут назад?

– Точно. Как и я… плюс-минус секунд тридцать.

Со смехом она наклонилась к нему и шутливо толкнула в грудь.

– А к чему этот вопрос?

– В первый раз было потрясающе хорошо. – Гриффин снова приподнял и опустил ее, подсказывая ритм. – Но это… этому нет сравнения. Ведь дело вовсе не в длительном воздержании, верно?

– Вы всегда так болтливы во время занятий любовью?

Грифф покачал головой.

– Нет. Я и сам удивляюсь: что это со мной такое?

С ней все было действительно по-другому: она такая тугая, жаркая, влажная, сладкая… И такая живая, настоящая. Гриффину было чертовски хорошо – настолько, что боялся нанести вред ее здоровью, да и своему тоже, в этой безумной гонке за наслаждением.

Не в силах лежать, он приподнялся на локтях. Ему было мало смотреть на нее, хотелось чувствовать: упругую мягкость груди, ласково касающейся его, приглушающей гулкий стук его сердца, припухшие от поцелуев губы, широко раздвинутые бедра.

Он хотел ее целовать, хотел любить.

Удерживая за талию, Грифф перевернул ее на спину, и она обхватила его ногами, скрестив лодыжки.

Плотно прижимая к себе одной рукой, не меняя ритма, другой рукой он ласкал ее набухший бугорок между ног, до тех пор пока она не задрожала в его объятиях. Нет, он не остановился: никаких полумер, она возьмет от него все, что только возможно. Целуя в шею, Грифф нашептывал ей на ухо всякие интимные словечки, называл храброй девочкой и умницей. И вот ее подхватила вторая волна, круче и сокрушительнее первой. Она закричала, потом, когда буря улеглась, напоминая о себе лишь теплыми всплесками, – всхлипывая, простонала:

– О боже, Грифф.

И он действительно чувствовал себя неким божеством, или скорее ненасытным сатиром.

Он мог бы попытаться довести ее до разрядки еще раз, но боялся, что не успеет: ведь и сам он не железный. Он приподнял ее, высвобождаясь, и она, будто прочитав его мысли, потянулась к члену.

Он взял ее руку и показал, что следует делать.

– Вот так?

– Да. Да…

Она сжала его крепко и в то же время нежно, скользнув большим пальцем вдоль чувствительной бороздки, уперев головку себе в живот. Он запрокинул голову, полностью отдавшись в ее власть, и уже через пару мгновений стонал, извергая толчками семя ей в руку.

Полина же с победоносным видом улыбалась: он ею доволен.

И Грифф был действительно доволен настолько, что ни для каких других чувств в его сердце не осталось места. Ни в сердце, ни в жизни.

Но долго этому не продлиться.

Господи, он не представлял, как сможет ее отпустить, поэтому привлек к себе и стал целовать безумно, крепко обхватив обеими руками, скрывая в близости свою слабость.

Так прошло несколько самых сладких минут в его жизни, а потом она едва слышно сказала, скорее даже выдохнула:

– Мне пора уходить.

– Нет. – Он не готов был ее отпустить. – Нет, еще не время.

– Очень хочется спать, и мне следует вернуться в свою комнату. Нас не должны обнаружить вместе. Слуги…

Гриффин покачал головой.

– Слуги всего лишь слуги. Кому есть дело до того, что они думают?

Она отстранилась и посмотрела на него так, что ему сразу стало не по себе.

– Прошу прощения. – Он болезненно поморщился. – Будем считать, что я этого не говорил, а ты не слышала.

– Мне все равно. – Полина нагнулась за сорочкой и, натянув ее, добавила: – Я не хочу ссориться.

– Это что-то новое, – констатировал Грифф.

– Нет смысла портить то, что у нас есть.

– А что у нас есть?

Она твердо встретила его взгляд и тихо сказала:

– Пара дней. И еще пара ночей. При условии, что сегодня нас не разоблачат.

Он мог бы поспорить, но не стал.

– Я провожу тебя в спальню.

– Нет, оставайтесь здесь. Отдохните. – Она толкнула его в плечо и поцеловала в лоб. – На этот раз я не заблужусь.