Бросив корзину с собранными листьями и корнями, Маркус побежал вслед за Джоном, держа путь к Дому одиноких братьев. Долго бежать не пришлось. Им навстречу шли де Клермон и брат Эттвайн. Оба уже знали о пришельцах из Филадельфии.

– Вы посмотрите, сколько их там! – восклицал брат Эттвайн, гневно сверкая глазами. – Всего за два дня мы разгрузили семьдесят повозок. Шотландских пленных определили в один из наших семейных домов. Их охрана живет в водокачке. Печи для обжига известняка бездействуют. Все пространство вокруг них превращено в армейский склад. Такая же картина и в здании маслобойни. Одиноких братьев лишили своего пристанища. И теперь еще это нашествие саранчи! Что нам делать?

Повозки из Филадельфии останавливались в полях на южном берегу реки, сминая посевы гречихи. Их сопровождали всадники.

– Не много ли для нашего мирного городка? – с возрастающей горечью продолжал Эттвайн. – Помнится, доктор Шиппен писал, что присутствие армии доставит нам некоторые неудобства, а не вынудит нас покинуть свои дома.

Число повозок возрастало. Такое их скопление Маркус видел впервые. Кучеры распрягали лошадей и вели на водопой. Всадники, охранявшие караван, спешивались, пуская своих коней пастись.

– Иоганн, давайте я поговорю с ними, – предложил помрачневший шевалье де Клермон. – Вряд ли я сумею многого добиться, но мы хотя бы узнаем об их планах.

– Мы обосновались в Бетлехеме, чтобы уберечься от войны, – тише, но с прежним жаром продолжал Эттвайн. – Мы вдоволь насмотрелись войн, брат де Клермон. Религиозная война. Затем война с французами. Потом с индейцами. А теперь – с англичанами. Неужели вы не устали от этих войн?

На мгновение с лица шевалье де Клермона спала маска спокойствия, и его лицо стало таким же сокрушенным, как у Эттвайна. Маркус удивленно моргнул, и лицо француза вновь стало спокойным и непроницаемым.

– Вы даже не представляете, Иоганн, как я устал от войн, – сказал де Клермон. – Чонси, идем со мной.

Маркус двинулся вниз по склону, безуспешно пытаясь идти рядом с де Клермоном. Он считал необходимым выложить шевалье свои соображения.

– Сэр! – крикнул Маркус, чувствуя, что ему не угнаться за французом. – Шевалье де Клермон!

Де Клермон резко обернулся:

– В чем дело, Чонси?

– Вы уверены, что вам нужно вмешиваться в происходящее? – спросил Маркус, добавив к вопросу «сэр».

– Думаешь, жителям будет лучше, если вместо меня туда отправится Джон Адамс? – усмехнулся шевалье. – Этот человек – угроза международным отношениям.

– Нет, сэр. Я просто… – Маркус остановился, закусив губу. – Это виргинцы, сэр. Их не спутаешь ни с кем. По одежде видно. Они носят одежду из оленьей кожи. Виргинцы не любят, когда им указывают, как поступать.

– Этого никто не любит, – прищурил глаза де Клермон.

– Да, но у них винтовки, которые стреляют очень метко, сэр. И шпаги, – продолжал Маркус, полный решимости предотвратить стычку. – Мы безоружны. А маркиз сейчас один в доме брата Бёкеля.

– С ним сестра Лизель, – коротко ответил де Клермон, возобновив головокружительный спуск с холма. – Она читает ему о миссионерах моравской общины в Гренландии. По словам маркиза, это его успокаивает.

Маркус видел пылкие взгляды, бросаемые маркизом на хорошенькую дочку Бёкелей, и радовался, что Лафайет женат, а сестра Лизель – образец добродетели.

– И тем не менее, сэр…

– Черт тебя побери, Чонси, перестань называть меня сэром! Я не твой армейский командир. – Де Клермон вновь повернулся к нему. – Необходимо выяснить, почему эти повозки прибыли сюда. Что, если Филадельфия захвачена англичанами? Отправились ли они сюда по приказу Вашингтона? Не получив сведений, мы не сможем решить, как действовать дальше. Ты помогать мне собрался или мешать?

– Помогать, – ответил Маркус, у которого не было никакого иного выбора, и последовал за де Клермоном, не задавая новых вопросов.

Южный берег переживал настоящее столпотворение.

Навстречу им выехал всадник в синем мундире и штанах из буйволовой кожи. Его породистая лошадь, наверное, стоила не меньше, чем ферма Макнилов. К седлу крепилась длинноствольная винтовка «Кентукки» вроде тех, какие были у лесников в пограничных округах. На голове всадника был шлем, отороченный мехом. «И как только у него мозги не расплавятся на такой жаре?» – подумал Маркус.

– Я шевалье де Клермон, слуга маркиза де Лафайета. Будьте добры изложить ваше дело, – сказал де Клермон, жестом велев Маркусу оставаться позади.

– Я желаю видеть мистера Хэнкока, – ответил всадник.

– Он на городском постоялом дворе. – Де Клермон кивнул в сторону брода.

– Док? – послышалось откуда-то. – Никак ты?

В открытой повозке на высокой охапке сена лежал Вандерслис, приветливо маша рукой.

– Что вы здесь делаете? – спросил Маркус, подходя к повозке.

– Везем филадельфийские колокола. Успели снять, а то английские мерзавцы переплавили бы их на пули, – пояснил Вандерслис, ловко спрыгивая вниз и по-кошачьи приземляясь. – Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь. Ты по-прежнему с этим французским kakker и его другом?

– Вашингтон отправил маркиза сюда для выздоровления. А с ним и остаток армии, – ответил Маркус.

Он оглянулся на де Клермона. Тот был поглощен разговором с несколькими кавалерийскими офицерами. Шевалье нуждался в сведениях. Маркус взялся ему помогать. Надо хотя бы попытаться выудить что-нибудь из Вандерслиса.

– Куда вы все направляетесь?

– В какой-то городишко к западу отсюда, – уклончиво ответил Вандерслис. – Вывезли из Филадельфии все, что смогли погрузить. Даже Герти. – Вандерслис обвел взглядом Бетлехем и присвистнул. – Что это за место, Док? Весь город – сплошная религиозная община? Я слышал, все здешние женщины незамужние, а мужчины вместе живут в одной большой комнате.

– Я тоже ничего похожего еще не видел, – признался Маркус.

– Кормят тут хорошо? – спросил Вандерслис. – Девчонки симпатичные?

– Да, – засмеялся Маркус. – Но конгресс запретил нам тревожить этих женщин, так что советую рот на них не разевать.

Вечером Джон Эттвайн решил показать Маркусу и Вандерслису город, однако свой показ начал не с внушительных каменных зданий в центре Бетлехема. Джон повел их на берег речки Монокаси-Крик, где почти впритык стояли более чем скромные постройки.

– Такими были первые дома переселенцев общины, – сказал Джон, останавливаясь перед небольшой приземистой бревенчатой хижиной.

Дальше начинался спуск к воде. С места, где они стояли, открывалась широкая панорама хозяйственных строений моравской общины, протянувшаяся к западу от центра города. Столярные и дубильные мастерские, скотобойни, водокачки.

– А внутри вон того дома находится источник, – сообщил Джон. – Вода в нем не замерзает даже зимой и вращает колесо насоса, благодаря которому поднимается на вершину холма и поступает в город.