– Черт!

Крича от боли, я вскакиваю на ноги и, сделав несколько шагов вперед, начинаю стрелять, держа пулемет у бедра. Пулеметная лента длинной змеей тянется из короба, исчезает в приемнике MG-3, рассыпается там на отдельные звенья. Пуля летит к цели, а горячие гильзы вместе с рассыпавшимися звеньями ленты падают мне под ноги. Поливаю свинцом, как из шланга, будто бы не во врага стреляю, а цветочки на клумбе орошаю.

Вражеских солдат много, они вдруг сыпанули с разных сторон, полезли как тараканы на свет. Я вожу стволом пулемета из стороны в сторону, особо не заботясь о прицеливании. Куда ствол «ганса» ни поверни, везде будут цели.

Укропы стреляют в ответ, но взбалмошно, неорганизованно. Похоже, их не просто застали врасплох, в их рядах царит настоящая паника – та самая, которая хуже пожара и наводнения. Салоеды мечутся под горячими струями свинца, пытаясь скрыться от смертоносного пулеметного огня, не заботясь об организованной обороне.

Неожиданно «ганс» захлебывается и замолкает. Не глядя, дергаю ручку затвора, она у «костореза» большая, удобная и ухватистая. Нажимаю на спусковой крючок – выстрела нет! Что за черт?! Смотрю на пулемет. Ствол дымится, из приемника не торчит лента, а под ногами – муравейник из стреляных гильз и рассыпавшихся звеньев ленты.

Закончились патроны!

Дергаю из-за спины АКМ, пальцем отжимая переводчик огня в положение «АВ». Вскидываю автомат к плечу и открываю огонь. Бью короткими очередями по два-три выстрела. Поймал цель в прицел – нажал на спуск. Пули попадают в спину хохла, который хотел убежать, укроп вскидывает руки и падает лицом в землю. Кровавые ошметки кожи и мяса, вырывающиеся из его холки, дают понять, что корректировка не требуется.

Новая цель. Жму спуск, две пули попадают в ногу украинского бойца, который прятался за МРАПом. Одна пуля прошла мимо, зато вторая угодила точно в носок ботинка. Противник упал, и мне в прицел попала его нога вплоть до бедра. Короткая очередь в бедро, и из-за укрытия вываливается остальное тело. Еще две пули, уже в голову.

Очередная цель – торчащий из нутра блиндажа автоматный ствол, плюющийся огнем в нашу сторону. Жму спуск! Длинная очередь. Автоматный ствол исчез. Для надежности выпускаю туда же еще несколько очередей, отступаю назад.

Метрах в ста грохочет взрыв – это танк гасит закрытые позиции, которые нам не видны из-за земляных насыпей, прикрывающих собой подземные складские помещения. Эти же насыпи должны нас прикрыть от разлета осколков танковых осколочно-фугасных снарядов.

В барабане закончились патроны. Не теряя времени на перезарядку, подскакиваю к кузову пикапа и начинаю закидывать противника, который рассредоточился по траншеям и укрытиям, ручными гранатами. Площадка, на которую выскочил наш пикап, буквально усеяна мертвыми телами украинских вояк. Я их не считаю, но их реально до хрена.

Швыряю гранаты одну за другой, как бездушный механизм, как аппарат, созданный для метания ручных гранат. В юности я пару лет посвятил большому теннису руки у меня сильные, а на полигоне я всегда метал гранаты дальше и точнее остальных.

Бах! Бах! Бах!

Совершенно не обращаю внимания на свистящие вокруг пули, на взрывы украинских гранат, на крики раненых и летящие осколки. Гранаты рвутся приглушенно, не особо громко, грохот танковых взрывов заглушает их.

Наконец ящик с грантами тоже опустел, хоть их там было не меньше двух дюжин. Американцы вообще любят все дюжинами мерить.

– Пошли вперед! – крикнул Бамут, спрыгивая с кузова пикапа.

В руках Семена ПКМ с дымящимся стволом. Я сменил бубен в АКМ на обычный тридцатизарядный магазин и, пристроившись за спиной пулеметчика, двинул за ним. Справа так же шли Пестик и Сыч, только в руках Пестика был не ПКМ, а «ганс». Видимо, Стылов, в отличие от меня, стрелял в более экономном режиме, потому что из приемника его пулемета торчал приличный кусок набитой патронами ленты, свисавшей до земли.

Бамут цедит короткими, злыми очередями. Я иду в метре позади Семена, стреляя из-за его спины. У каждого свой сектор стрельбы, который выработан долгими тренировками. В бою мы понимаем друг друга без лишних слов. Бамут пошел первым, я двинул следом, и это значит, что у него левый сектор, а у меня – правый. Идущие параллельно нам Стылов и Тычин действуют точно так же.

Мы идем вперед, мы атакуем! Пока были возле пикапа, ни у кого даже мысли не возникло спрятаться в укрытие и сбавить темп стрельбы. Нет, прятаться нам нельзя! Перестанем стрелять, спрячемся в укрытие – враг тут же высунет свои свиные хари, перехватит инициативу и попрет на нас. А за нашими спинами боевые товарищи, которые еще не вышли на боевые позиции, и нам надо удержать плацдарм и выиграть время. Кровь из носу надо! Пусть нас меньше в разы, всего четверо против сотни, но фактор внезапности и инициатива на нашей стороне.

Мы идем вперед, мы атакуем. Смерти нет! Смерть – это еще не конец. Идти по Пути воина – значит идти по лезвию меча. Для воина поединок начинается задолго до того, когда он увидит противника. Отправляясь на войну, нужно убедить себя, что ты уже мертв. Тогда реальная смерть воспринимается лишь как досадная помеха: не удалось на Пути воина сделать больше, приблизить победу значительнее.

Те, кому удается настроить себя на такой образ мыслей, имеют серьезные преимущества перед окружающими. Подобное состояние обеспечивает эффективность действий в острых кризисных обстоятельствах, но и без перебора. Страх, что в любой момент все закончится, остается, меняется лишь его интенсивность и направленность. Из личной катастрофы, от которой впадают в ступор или истерику, он становится страхом не реализовать свой потенциал как воина.

Те, кто цепляются за жизнь, умирают, а те, кто бросают вызов смерти, живут. Гарантированная дорога к победе в бою – это готовность рисковать жизнью.

– Пусто! – кричит Бамут и, пригнувшись, меняется со мной местами.

– Держу! – кричу я в ответ, становясь первым.

Бью из автомата расчетливыми, скупыми очередями. Тяну резерв и время. Надо дать возможность Бамуту перезарядиться, прикрыть пулеметчика своим телом и огнем из автомата. Я теперь его щит! До этого он был моим щитом, а теперь я его.

Мне не страшно, страха нет, кровь бурлит от адреналина. Действия четкие, хладнокровные и выверенные, будто бы я не человек, а всего лишь устройство для поиска целей и их поражения. Ноги – переносят тело, глаза – выискивают цель, пальцы – держат автомат и жмут на спусковой крючок. Души нет, я киборг – идеальная машина для убийства.

Ба-бах! – неожиданно