в провинции Северный Синай. Район тот печально известен своей криминогенностью, однако два бесстрашных журналиста там побывали. Местные жители показали им ветхое здание в тридцати километрах от города – пересылку, где контрабандисты содержали беженцев и была устроена база по торговле человеческими органами.

Хитроумная планировка не позволяла обнаружить пересылку: казематы располагались под землей, а на поверхности был лишь неприметный домишко, в котором квартировали охранники. В жизни не скажешь, что здесь прячут уйму мигрантов.

Три недели назад автобус с тонированными стеклами привез очередную разномастную группу – эфиопов, эритрейцев, сомалийцев, арабов и бенгальцев. Среди них была женщина, рослая эфиопка.

Через пару дней после их прибытия в близлежащую деревню примчался парнишка, прислуживавший контрабандистам, и рассказал нечто удивительное. Давеча, едва стемнело, на пересылку обрушился смерч. Он смел домишко, убив и покалечив охранников, и сорвал настил над подземным узилищем, выпустив на свободу беженцев.

Они забрали телефоны своих бывших надзирателей, вынули жесткий диск из их компьютера и захватили судно, нынче известное как Синяя лодка. Всем руководила эфиопка, рассказал мальчишка, она же после погрузки сотни с лишним мигрантов на катер дала команду к отплытию.

Сверившись с метеорологическими отчетами, журналисты удостоверились, что в тот день действительно над побережьем пронесся смерч. В этом районе внезапные погодные катаклизмы стали нередки, что приписывалось изменению климата.

– Бог его знает, что там на самом деле произошло, – сказала Гиза, – но, судя по всему, эти беженцы завладели огромной базой данных о незаконной торговле людьми. Общеизвестно, что контрабандисты располагают обширными связями не только в криминальных кругах, но и во властных структурах, в полиции и даже европейских правительствах. Все это может быть предано огласке. Видимо, потому-то многие страны не желают принять Синюю лодку. Эти беженцы слишком много знают.

Лубна тоже поделилась новостями:

– Ходят разные слухи – мол, нас атакуют десантники или дроны.

– Серьезно?

– Да, – мрачно сказала Лубна. – Наших противников гораздо больше, чем нас, они, говорят, зафрахтовали целую флотилию. Чему ж тут удивляться, у правых денег куры не клюют. Они могут нас заблокировать, а то и протаранить.

– Неужто решатся?

– Кто их знает, они на все способны. Важно, как себя поведут военные. Будем надеяться, адмирал Вигоново не потеряет голову.

Чинта навострила уши.

– Как? – переспросила она. – Как, вы сказали, его имя?

– Алессандро ди Вигоново. А что, вы с ним знакомы?

– Конечно! – Чинта пристукнула ладонью по подлокотнику кресла. – Я помню Сандро еще мальчишкой. Ди Вигоново – старинный венецианский род. Дядя парнишки был настоятелем церкви Санта-Мария-деи-Мираколи, что в Каннареджо, а сам он много лет подвизался в служках. Все думали, Сандро примет сан, но он влюбился в девушку и пошел по военной линии. Человек он хороший, честный…

Ее перебил возглас Пии, смотревшей в иллюминатор:

– Невероятно! Прямо по курсу финвалы![70]

Все толпой кинулись на палубу и успели увидеть, как огромный кит тяжело выпрыгнул из воды, а затем плюхнулся обратно. Поднятая им волна сильно качнула катер.

– Ох ты! – воскликнула Гиза. – Похоже, мы с ними движемся в одном направлении. Странно, правда?

– Ничуть, – ответила Пия. – Вполне понятно, что они держат курс на Сицилию. Чтобы попасть на запад Средиземного моря, им надо миновать Тунисский пролив. Временами это самый оживленный маршрут морских млекопитающих.

Часом позже вновь раздался ее крик:

– Кашалоты! Справа, на три часа!

Мы опять поспешили на палубу и увидели фонтан, выпущенный китом.

– Невероятно! – поразился я. – Сколько видов китообразных нынче вы отметили?

– Уже четыре, – сказала Пия. – В Средиземном море всего их восемь.

– Это нормально, что столько видов нам встретилось одновременно?

– Смотря что считать нормальным. Все зависит от времени года.

Лубна и Палаш были весьма востребованы журналистами, которые неустанно их расспрашивали о беженцах. Однако Палаш старательно скрывал свою личность, просил считать его анонимным источником и наотрез отказался говорить на камеру, предоставив это Лубне.

– Чего вы так таитесь? – подосадовал телерепортер.

– Просто не люблю купаться в лучах славы, – отшутился Палаш.

Позже он захотел объяснить мне свое поведение.

– Не подумайте, что я какой-нибудь темнила.

– Ничего такого я не думаю.

Повисла неловкая пауза, после чего Палаш увлек меня в сторону и облокотился на фальшборт.

– Дело в моей семье, – сказал он. – Родные не знают о моей здешней жизни.

– Правда? Почему так?

– В Италию я приехал как студент, что отличает меня от других бенгальских мигрантов. В Бангладеш у нас были абсолютно разные условия жизни. Многие беженцы родом из деревень и поселков, а мой отец – банкир в Дакке, старший брат – государственный служащий высокого ранга. Я окончил университет и даже получил ученую степень, несколько лет отработал управляющим в международной корпорации. На службу приезжал в своей машине, моей униформой были костюм и галстук. – Палаш оглядел себя. – Видимо, с тех пор у меня привычка к пиджачной паре. Однако все это меня не устраивало. С юных лет я хотел уехать из Бангладеш. В нашем тесном кругу мы еще мальчишками решили перебраться в Финляндию.

– Куда? – удивился я. – Почему в Финляндию?

Палаш смущенно усмехнулся.

– Я понимаю, это кажется странным, но в Дакке полно молодых людей, мечтающих об этой стране. Для меня и моих друзей Финляндия стала олицетворением всего, чего не было на родине – покоя, чистоты, прохлады, отсутствия толп. Кроме того, наши первые мобильники были финской фирмы “Нокиа”, все мы питали слабость к этой республике. В общем, это был край наших фантазий и мечтаний. Одному парню из нашей группы удалось получить стипендию на обучение в финском университете. Это лишь укрепило нас в нашем намерении, особенно после того, как счастливчик стал присылать фотографии своего нового места обитания – ничего прекраснее нельзя было и представить! Я дважды подавал заявку на такую стипендию, но безуспешно. И тогда я решил, что сам оплачу обучение в каком-нибудь европейском университете, из которого переведусь в Финляндию.

К тому времени я уже хорошо зарабатывал и начал откладывать деньги. Я знал, что от родных помощи не получу, они были категорически против моего отъезда за границу – мол, мое место в Бангладеш, и все тут. Я стал тайком рассылать заявления в европейские университеты. Падуанский согласился меня принять, и это решило дело. Моих накоплений и ссуды друзей хватило на оплату студенческой визы и билета на самолет.

Однако надежды мои не оправдались. Я брал уроки итальянского и сносно освоил язык, но все равно не поспевал за учебным процессом. После года мучений я бросил занятия и подал заявку на рабочую визу. Мне отказали, но я обращался снова и снова. Минуло четыре