Наутро «Мытищи» покинули Тулеар и двинулись курсом на Вьетнам. Все грузчики Тулеара высыпали на пристань и махали им руками, некоторые даже сели в лодки и провожали «Мытищи» до рейда. Суда, стоявшие у причалов, салютовали им прощальными гудками, как героям. На «Требинье», пришвартованном к причалу, ветер трепал красный советский флаг.

Несмотря на все старания судового врача, Кичин не мог оправиться от паралича. Больше трех недель они шли от Мадагаскара до Вьетнама, и все это время, то есть каждый день, матросы на руках выносили Кичина на капитанский мостик, сажали в кресло, и он вел судно, давая команды записями в блокноте.

Во Вьетнаме их, конечно, встречали, как героев и лучших друзей. Ведь они привезли оружие для борьбы с американскими империалистами! Оружие для уничтожения американских прихвостней – южных вьетнамцев.

Вьетнамские врачи увезли Кичина с судна в джунгли, в подземный лазарет – подальше от бомбежек американской авиации. Здесь его лечили иглоукалыванием и буквально за три недели поставили на ноги.

Разгрузив военное снаряжение, Кичин повел «Мытищи» на Яву и на Борнео за пробковым деревом, потом – в Индию, затем – еще куда-то. То есть в рутинное плавание, какие выполняют сотни грузовых судов. Домой, в Одессу, они пришли в мае 1968 года, надеясь увидеть у причала спасенный ими «Требинье».

Но «Требинье» уже давно не было в Одессе. За то время, пока Кичин лежал в подземном вьетнамском лазарете, в судьбе «Требинье» произошли новые драматические перемены, не имеющие, правда, никакого отношения к его, так сказать, физическому или техническому состоянию. Просто «Требинье» чуть было не стал символом разрядки напряженности отношений между СССР и Югославией. Дело в том, что тогдашний министр иностранных дел СССР Алексей Громыко прочел в «Правде» о спасении советскими моряками югославского судна и обратился к Брежневу с предложением вернуть «Требинье» Югославии бесплатно – эдакий жест «бескорыстной дружбы и международного пролетарского братства». Он расписал Брежневу весь спектакль, который можно было бы при этом устроить в Одессе для прибывших за судном югославов, и тот политический капитал, который удастся на этом заработать: югославские газеты будут вынуждены описать «теплый и дружественный прием одесских моряков» и, конечно, «бескорыстный дар Советского правительства народу Югославии».

Но Виктор Бакаев, тогдашний министр морского флота СССР, узнал об этом проекте еще до того, как Брежнев дал на него свое согласие. Брежнев вообще не любил принимать решения сразу, а предпочитал поюлить вокруг острой проблемы, потянуть волынку. А Бакаев сразу смекнул, чем грозит его министерству этот «бескорыстный жест дружбы»: спасение «Требинье» и сорок дней стоянки «Мытищ» и «Требинье» в Тулеаре обошлись Одесскому пароходству и Министерству морского флота СССР в 200 000 долларов. Конечно, Алексей Громыко никогда не вернет министерству флота этих денег, и они повиснут на балансе министерства, а Громыко тем временем будет демонстрировать миру свою щедрость!

«Ну уж, хера!» – решил министр флота и приказал начальнику юридической службы министерства и начальнику отдела торговли немедленно, в течение нескольких дней, продать «Требинье» и весь его груз. Буквально в тот же день начальник юридического отдела министерства и старший юрист Одесского пароходства вылетели в Лондон для оформления документации в Ллойдовской страховой компании на право продажи судна и его груза.

Я познакомился в Одессе со старшим юристом Одесского пароходства. Эта молодая красивая женщина показала мне папки с документацией о продаже «Требинье» и его груза и сказала:

– Мы продали «Требинье» в Лондоне за один день – на аукционе. Первому же покупателю! За миллион четыреста тысяч… Отдали не торгуясь, хотя при других условиях за него можно было взять и два, и даже два с половиной миллиона. Но Бакаев и Данченко приказали продать немедленно, за любые деньги. Ну и еще восемьсот тысяч долларов мы получили за медицинское оборудование, которое было в трюмах «Требинье». Тут мы взяли практически максимальную цену – после того, как само судно было продано, можно было уже не спешить, поторговаться…

– Значит, капитан Кичин и его команда действительно принесли Одесскому пароходству два миллиона долларов чистой прибыли?

– Конечно.

– Как же случилось, что вместо того, чтобы встречать его как героя – оркестром, его встречали на вашем причале агенты КГБ?

– Ну, с этой организацией не спорят, – усмехнулась она. – Хотя, честно сказать, это было для всех нас большой неожиданностью – его арест. Дело в том, что начальник нашего пароходства товарищ Данченко уже послал в Москву ходатайство о награждении капитана Кичина орденом Трудового Красного Знамени – за тринадцать походов во Вьетнам и за спасение «Требинье». И вдруг вместо ордена этот арест…

Два инспектора таможенной охраны – сотрудники Одесского управления КГБ – поднимаются на борт каждого судна, пришвартовавшегося к причалу Одесского порта. Таково правило: сначала осмотр судна – нет ли на судне контрабанды. Только после этой многочасовой проверки происходит встреча моряков с их семьями и друзьями, которых они не видели порой шесть, а порой и восемь, и десять месяцев. Эти жены, дети, родители и друзья томятся часами в здании морского вокзала, ждут, когда их пустят на пирс, к трапу прибывшего судна.

Но на самом деле таможенный осмотр судна – это просто-напросто сбор инспекторами КГБ того «оброка», той дани, которой они обложили моряков перед выходом этого судна в заграничное плавание. «Гришин, я тебе, етти твою мать, заказывал «грюндик» мне привезти. А ты что привез? «Соню» – «Сделано в Тайване». Дешевкой хочешь отделаться?» «Борощенко, где женский джинсовый костюм? Что ты мне индийские джинсы суешь? Сам будешь индийские джинсы носить! Ну-ка, открывай свои чемоданы! Та-ак, у тебя три детские шубки-дубленки. Одну я беру себе». – «Но я же своим детям привез! У меня трое». – «А в загранку еще раз хочешь пойти? Или нет? То-то! Тогда и привезешь третью шубку для своих детей. Заодно будешь знать, как подсовывать мне индийские джинсы вместо “Леви Страус”!»

Ну и так далее в том же духе, пока все пятьдесят – шестьдесят членов команды не отдадут им свою плату за разрешение уходить в плавание за границу…

На этот раз инспекторов было не два, а четыре. Они подъехали на черной «Волге» Одесского управления КГБ прямо к трапу судна «Мытищи», пришвартовавшегося только что к одесскому причалу. Вся команда высыпала на палубу и махала руками женам и детям, чьи лица можно было различить вдали, за стеклянными окнами морского вокзала. Но когда эта черная «Волга» прокатила по пирсу прямо к трапу судна и четверо гэбистов в одинаково серых костюмах стали подниматься на борт, моряки смолкли. Двух из них они знали – капитана ГБ Г. и майора А.[19], женатого на дочке председателя Одесского управления КГБ. Именно этот майор отличался предельной наглостью в своих поборах с моряков, и именно ему сказал капитан Кичин, что больше он взяток платить не будет. Конечно, вся команда «Мытищ» знала об этой стычке, и многие, чувствуя себя после спасения «Требинье» героями дня, тоже подумывали послать этих А. и Г. подальше, не платить им ритуальный «оброк».