Теперь, я думаю, самое время объяснить, как я познакомился с капитаном Евгением Кичиным.

В 1969 году мой приятель по ВГИКу Георгий Овчаренко стал режиссером на Одесской киностудии. Директор киностудии дал ему полный карт-бланш: найди хороший сценарий на морскую тему и – будешь делать кино. Но найти готовый хороший сценарий на морскую тему – дело немыслимое не только на Одесской или Московской киностудии, но даже в сценарном отделе Голливуда. Может быть, поэтому Жора Овчаренко не поехал в Голливуд, а приехал ко мне и предложил мне написать для Одесской киностудии сценарий на морскую тему.

– О чем? – спросил я.

– Я не знаю, – сказал он. – Поехали в Одессу. Студия даст тебе аванс, и мы будем искать сюжет…

– Где?

– Ну, это не проблема! В Одессе тысячи моряков, ведь Черноморское пароходство – одно из крупнейших в мире. Мы найдем какую-нибудь историю. Поехали!

Куда-куда, а в Одессу меня не нужно было приглашать дважды!

Через несколько дней я и Жора Овчаренко пропивали с моряками Одесского пароходства аванс, полученный мной на Одесской киностудии. А как еще мог я искать материал и историю для этого заказного сценария? Водка и хороший ужин развязывают языки, открывают души, и уже после пятой-шестой рюмки вы переходите на «ты» со своим новым знакомым, и он вам «как другу» и «только между нами» рассказывает все и о себе, и о своем корабле…

Но, даже пропив в одесских ресторанах тысячу рублей и познакомившись с сотней моряков – капитанов, штурманов, механиков, матросов, а также с их женами, невестами, детьми, – я все не мог найти ту самую историю, случай, которые, как искра зажигания в двигателе, включили бы мою пишущую машинку. И вдруг:

– Вот ты говоришь, тебе нужна история, – сказал мне как-то после второй бутылки водки один из моих новых знакомых моряков. – А вот я тебе сейчас расскажу историю капитана Кичина, только хер ты по ней кино сделаешь! Ни в жизнь не разрешат! Этот Кичин югославское судно спас, государство на этом два миллиона долларов отхватило, «Правда» об этом Кичине как о герое писала – и что? Когда он пришел из рейса, его на берегу уже КГБ ждало. Прямо с капитанского мостика увели в тюрягу. А за что, как ты думаешь? Только за то, что он перед рейсом отказался им оброк платить. Ведь у нас тут закон: хочешь пойти в загранку, в заграничное то есть плавание, – плати взятку инспектору КГБ, который курирует пароходство. Иначе не получишь визу на выход за границу. А взятки они берут не советскими деньгами, нет! Для них советские деньги – мусор, бумага. Нет, они приходят на судно перед выходом в рейс и каждому, понимаешь, каждому члену команды – от капитана до кока, до горничной, которая каюты убирает, – говорят: «Значит, так: ты привезешь мне джинсы фирмы «Леви Страус», а ты – джинсовый костюм, а ты – видеокассету с «Глубокой глоткой», а ты – магнитофон…» И записывают себе в блокнотик – кому что поручили. И попробуй не привези – в следующий рейс за границу уже не выйдешь, это как закон!.. Ну а Кичин двенадцать раз сходил во Вьетнам и гордый стал – по молодости-то лет! К нему таможенный инспектор приходит перед рейсом, заказывает ему норковую шубу для жены, а он ему так вежливо: «Я, как член партии, взяток больше не даю». Ну и все – сгорел капитан, хоть он герой, хоть о нем «Правда» писала…

Как вы понимаете, назавтра я и Жора Овчаренко уже стучали в дверь кичинской квартиры…

…Я не знаю, как живут капитаны дальнего плавания на Западе. Подозреваю, что неплохо – даже по западным стандартам. Думаю, что их годовой доход никак не меньше 150–200 тысяч долларов, и это дает им возможность позволить себе кое-что из предметов роскоши. Но, повторяю, я никогда не был в доме не только западного капитана, но даже простого матроса.

Зато в Одессе я бывал в квартирах десятков моряков дальнего плавания, и вот вам описание квартиры одного из самых лучших капитанов дальнего плавания Одесского морского пароходства – капитана Евгения Кичина. Кичин жил в одесских «Черемушках». Одинаковые, как костяшки домино, дома стояли на продуваемом всеми ветрами пустыре, пыль и песок гуляли между домами. Трехкомнатная квартира капитана дальнего плавания Евгения Кичина находилась на втором, мне помнится, этаже и состояла из двух спален, столовой, кухни, одного туалета и небольшого балкона, который служил также кладовой. Общая жилая площадь двух спален и столовой была равна 42,5 квадратного метра – такие квартиры в СССР называют «малогабаритными». Машины у Кичина не было, но в квартире были следы прежнего – по советским стандартам – достатка: в буфете на полке стояли хрустальные бокалы, на стене висел туркменский ковер, мебель была финская… И то, и другое, и третье Кичин мог купить в «Торгсине» – специальном закрытом магазине Одесского пароходства, который торгует не на советские рубли, а на твердую валюту. Эту твердую валюту – так называемые сертификаты – советские моряки получают как командировочные, когда находятся в иностранных портах. Я уже не помню точно, сколько таких «твердых рублей» – сертификатов положено в день советскому моряку, но хорошо помню, что это мизерные суммы – на пачку сигарет, воду и два-три бутерброда в день. Офицеры и капитан получают несколько больше, особенно капитан, поскольку ему приходится принимать иностранных гостей, угощать их напитками и т. п. 99,9 процента советских моряков не тратят эти деньги ни на сигареты, ни на воду, ни на бутерброды. Они копят их, питаясь советскими консервами, и на сэкономленные деньги покупают джинсы и другой дефицитный в СССР товар, который по прибытии домой продают на черном рынке. (Не забывайте, что из этих же сэкономленных на еде денег каждый должен купить что-то и инспектору КГБ.)

Главным моим ощущением во время первого визита к Кичину было все же не ощущение его семейного достатка, а наоборот – чувство нервозности, скандала, почти истерики, которые царили в воздухе этой квартиры. Евгений Кичин – совершенно седой, небритый, неряшливо одетый во что-то домашнее и явно невыспавшийся – встретил нас в дверях квартиры и тут же провел на кухню, извиняясь за беспорядок в квартире. И хотя беспорядок был очевиден – пол в квартире не подметали, наверное, неделю, на диване валялись смятое одеяло и подушка, даже на хрустальных бокалах был слой пыли, – дело было не в этом беспорядке.

– Меня выпустили из КГБ две недели назад, – объяснил Кичин. – Прихожу домой – жена со мной не разговаривает, дочка тоже. В чем дело, спрашиваю. Молчат. Потом добился. Оказывается, мало того, что следователи КГБ допрашивали их – и жену, и двенадцатилетнюю дочку – по два раза в неделю все эти девять месяцев! Мало того, что они водили жену на пустыри за нашими «Черемушками» и требовали, чтобы она показала, где я якобы золото зарыл, – это еще не все! Они сказали моей жене, что у меня две любовницы – одна якобы на судне, на время плавания, а вторая – в Одесском пароходстве машинистка. И даже показали ей мои любовные письма к ним – фальшивые, конечно. Но жена поверила, и пожалуйста – в квартире бардак, сплю на диване, жена требует развода. Так что, если хотите поговорить, лучше пойдем куда-нибудь в ресторан…

…На Мадагаскаре, в Тулеаре, портовые власти не разрешили капитану Кичину ввести в гавань горящее судно «Требинье». Они не без основания считали, что если открыть трюм, в котором горит хлопок, то огонь может переброситься на причалы.