– Вынужден… – эхом отозвался Эмброуз. – Какое неприятное слово.

– Да что уж там, слово как слово, – пожала плечами Конкордия. – Брак, заключенный, по сути, по расчету, в результате каких-то там невнятных понятий о чести, старомодных измышлений или для того, чтобы удовлетворить лицемерным требованиям света, общества, сродни пожизненному тюремному заключению для обеих сторон. Потому что оба супруга окажутся в застенках, пусть даже и невидимых глазу.

– Полагаю, именно это мнение высказывали твои родители? – полюбопытствовал Эмброуз.

Конкордия не смогла ничего ответить ему, потому что Уэллс сказал правду. Как часто она слышала от родителей именно эти слова? Да постоянно! Потому что выросла под разговоры, подобные тому, который она вела с Эмброузом.

– Ты, вероятно, полагаешь, что, выйдя замуж под давлением этих обстоятельств, ты изменишь памяти своих родителей и всему тому, чему они тебя учили? – ласково спросил Уэллс.

Конкордия взяла себя в руки и решительно вздернула подбородок.

– Я не желаю приговаривать никого из нас к несчастному браку, – отрезала она.

– А почему ты так уверена в том, что он будет несчастным? – спросил Эмброуз.

В это мгновение кеб остановился. Эмброуз потянулся к ручке двери.

– Что ж, учитывая твое благоговейное отношение к этим делам, я вынужден сказать тебе, что нам остается положиться лишь на мое современное отношение, – заметил Эмброуз.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – с сомнением покачала головой Конкордия.

– Как я уже говорил тебе утром перед твоими ученицами, я оставлю решение о свадьбе за тобой, – с готовностью объяснил Уэллс. – Если ты решишь попросить моей руки, то знаешь, где меня найти.

Эмброуз отлично понимал, что со своим последним замечанием он зашел слишком далеко, и знал, что со временем обязательно пожалеет о своих словах.

Все утро он наблюдал за Конкордией и видел, что нервы ее на пределе, она едва сдерживается. Совершенно ясно, что ему вообще не следовало заводить разговор о браке и тем более не надо было делать предложение в такой нетрадиционной форме.

Но что ему оставалось делать после того, как Феба, Теодора, Ханна и Эдвина буквально загнали его в угол?

В те минуты Уэллсу показалось, что он придумал прямо-таки замечательный выход из сложной ситуации. Потому что понимал: попроси он утром у Конкордии руки, она непременно ему откажет. Однако, с некоторым удивлением отметил он, ему это было бы неприятно. Разделив бремя трудного решения между ними, Эмброуз не почувствовал облегчения, напротив, ему стало казаться, что его затягивает болотная трясина, а он, в свою очередь, тянет за собой Конкордию.

Все это, между прочим, служило отличным доказательством того, что его хваленые самоконтроль, спокойствие и логическое мышление имели свои пределы. Не больше пользы приносила Уэллсу и выработанная двумя поколениями Колтонов мудрость. Впрочем, никогда не следовало сбрасывать со счетов тот факт, что его отец и дед, хоть и занимались нечестным промыслом, всегда оставались неисправимыми романтиками. Наверное, это у них семейное.

Эмброуз с нетерпением ждал разговора с миссис Хокстон. Приятно было сосредоточить свое внимание на чем-то ином, кроме становившихся все более сложными отношений с Конкордией Глейд.

Дверь им распахнул импозантный дворецкий, который, после короткой консультации со своей нанимательницей, пригласил Конкордию с Эмброузом в гостиную, битком забитую мебелью.

Без сомнения, декоратор, к которому обращалась миссис Хокстон, изо всех сил старался не упустить ни единого модного элемента при разработке дизайна комнаты. В результате взору открывалась чудовищная смесь цветов, моделей и тканей.

Сливового цвета портьеры спускались на ковер, украшенный гигантскими цветами – синими, фиолетовыми и кремовыми. На коричневом фоне обоев глаза резали устрашающие изображения огромных розовых бутонов. Мебель была обтянута разноцветной тканью. В темных углах громоздились высокие вазы с искусственными букетами. Все стены от пола до потолка были увешаны картинами в рамах.

Конкордия уселась на стул с бархатной обивкой.

– Благодарю вас за то, что согласились принять нас, только сегодня узнав о нашем визите, миссис Хокстон, – заговорила Конкордия. – Это очень мило с вашей стороны.

Эмброуз был поражен тем, с каким изяществом женщина перешла к исполнению своей роли. Не будь он с нею знаком, ему бы и в голову никогда не пришло, что перед ним кто-то иной, а не богатая, преуспевающая вдова, которую изображала Конкордия.

– Что вы, не беспокойтесь, миссис Неттлтон, – защебетала миссис Хокстон, на круглой физиономии которой расползлась приветливая улыбка. – Любая приятельница леди Честертон – моя приятельница, можете в этом не сомневаться.

Ассоциация с состоятельной и могущественной графиней Честертон была весьма смутной, ведь ее имя он придумал всего несколько минут назад, когда нацарапал его на визитной карточке, которую передал внушительному дворецкому.

Сделать так Эмброуза заставили сплетни о миссис Хокстон, которых он вдоволь наслушался в клубе. Эта дама просто с ума сходила по светским условностям и, разумеется, не в силах была отказаться принять «близкую личную приятельницу» самой леди Честертон.

– Это мой поверенный, – проговорила Конкордия, небрежно махнув затянутой в черную перчатку рукой в сторону Эмброуза. – Можете не обращать на него внимания. Я привезла его с собой, чтобы он записывал кое-что. Он занимается всеми этими скучными деталями, касающимися моих крупных финансовых дел.

– Я вас очень хорошо понимаю, – проворковала миссис Хокстон и, мельком взглянув на Эмброуза, больше не замечала его.

Теперь все ее внимание было поглощено Конкордией.

– И что же леди Честертон говорила вам обо мне? – поинтересовалась она.

– Синтия назвала мне ваше имя и заверила меня, что вы поможете мне выбрать благотворительную школу, – проговорила Конкордия, принимая из рук горничной чашку чая. – Она сказала, что вы успешно развиваете какой-то филантропический проект.

Горничная тут же исчезла, тихо прикрыв за собой дверь гостиной. Догадавшись, что ему чаю никто предлагать не собирается, Эмброуз выудил из кармана прихваченные с собой карандаш и блокнот и постарался раствориться в тени стула с цветастой обивкой.

– Так леди Честертон, то есть Синтии, известно о моих филантропических деяниях? – Миссис Хокстон была не в силах скрыть охвативший ее восторг. – А я и не знала этого.

– Ну да, конечно, – подтвердила Конкордия. – Она много слышала о вашей замечательной деятельности в благотворительной школе для девочек Уинслоу.

Миссис Хокстон радостно закивала головой.

– Видите ли, мой покойный муж оставил мне в наследство приличную сумму, – принялась объяснять Конкордия. – Поэтому мне очень хочется использовать часть этих денег на создание академии для осиротевших девочек. – Она вздохнула. – Только я понятия не имею о том, что надо делать. Вот я и надеялась, что выдадите мне какие-нибудь практические советы, ведь у вас наверняка большой опыт.