— Там есть потайные уголки, например, под кроватью, — усмехнулся Игнатюк.

— И мне тоже придется лежать под кроватью? — недовольно спросила Ева.

— Нет. На кровати, но без сознания. Закапай в глаза атропин. Расширенные зрачки создадут впечатление, будто тебя накачали наркотиками. В предстоящем спектакле тебе отводится роль без слов. Оставайся тряпичной куклой до самого конца.

— Я все сделаю, Вадим, но вдруг ты ошибаешься в своих расчетах? Подумал, чем может закончиться этот спектакль?

— Я всегда сначала думаю, а потом делаю.

— Придумали, как твои чистильщики будут выносить трупы среди бела дня в центре Москвы?

— Они работают в белых халатах и разъезжают на каретах «скорой помощи» с сиреной, не обращая внимания на светофоры. Так что время дня и свидетели их не волнуют. Собирайтесь, вам пора. И еще, Паша. Приколи к платью Евы «маячок». Для страховки. Если ее заберут, Роман сможет определить направление движения.

Слова Витковского не оспаривались никем и никогда. Не было возражений и сегодня.

Вадим Борисыч остался с Мирой наедине. Девушка присела в кресло и спросила:

— Ну а как обстоят дела со мной? Когда я получу чистый паспорт и долгожданную свободу?

— Потерпи, дорогуша, тебе же не нужна фальшивка. Паспорт на днях будет готов. Потом мои ребята вывезут тебя на машине в Украину, в России оставаться нельзя, твои портреты на каждом столбе висят. Мы не можем рисковать. Если попадешься, тебя ждет вышка.

Раздался звонок. Вадим получил первое сообщение от Романа Кашпура.

— Таня приехала домой не одна. С ней Данила. Оба зашли в дом. Прослушка включена.

— Включи запись, потом я прослушаю разговор.

Звонки следовали один за другим.

— Мастер, — снова докладывал Кашпур, — домой вернулся Сергей, а у нее любовник…

— Значит, ей не нужно его скрывать.

Следующий звонок.

— Татьяна застрелила мужа. Звонит Осипову.

— Чего и следовало ожидать.

Витковский торжествовал. «Артисты» не читали его сценария, но следовали ему, будто заколдованные.

— Вадим Борисыч, Татьяна допрашивает Осипова. Он связан. Она сказала, что квартира заминирована. Требует адрес Евы. Он назвал правильный адрес. Из дома вышел только Данила, сел в свой джип и ждет. Тани нет.

— Сейчас появится. Поедешь за ними, глаз с них не спускай.

Следующий звонок поставил точку.

— Таня выехала из подземного гаража на своей «Мазде».

В трубке что-то грохнуло.

— Что это? — спросил Витковский.

— Взрыв. Из окон Таниной квартиры вырвалось пламя.

— Остроумно.

— Данила пересел в ее «Мазду». Следую за ними.

Вадим позвонил Еве.

— Слушай меня внимательно, дорогая. Осипов к вам не приедет. Жди свою сестренку. Работаете по первому варианту. Ты на кровати, а Паша под кроватью. На виду остаются только лохи, они должны открыть дверь гостье.

— Мы готовы.

* * *

Охранник увидел в глазок женщину и, открыв дверь, тут же получил пулю в лоб. Таня вбежала в квартиру. Второй охранник находился в ванной, да так и остался в ней, только вода, сливающаяся в отверстие, сменила цвет — стала розовой.

Ева лежала на кровати, спала. Таня сунула пистолет в руку одному из убитых, подошла к сестре и приподняла ей веки.

— Они накачали ее снотворным или наркотиками. Бедный ребенок. Вот, Данила, девушка, которую ты любишь, ей ты спас жизнь при пожаре. Сейчас мы сделаем это во второй раз.

Она похлопала Еву по щекам. Та что-то промычала. Таня поцеловала сестру, на ее глаза навернулись слезы.

— У тебя есть укромное местечко, где ее можно спрятать? Хотя бы на сутки.

— Есть, — у Данилы наконец прорезался голос.

— Нам надо вывести ее и посадить в машину. Помоги поднять ее на ноги. Вот скоты, даже в рыжий цвет девчонку выкрасили. Хотя оно и к лучшему.

Девушка могла стоять на ногах, но казалась совершенно пьяной. Ее вывели на улицу и усадили на заднее сиденье машины. Таня открыла большую сумку и взяла из нее только маленькую сумочку, потом сняла с руки Евы браслет.

— Это мне на память. Слушай меня внимательно, Данила. В сумке все, включая паспорт, права и документы на машину. Теперь Ева станет Татьяной Снежинской, популярной писательницей. В сумке также лежит толстая тетрадь, из нее ты все узнаешь. Я хочу, чтобы Ева отнесла ее в издательство и сдала как рукопись нового романа «Дневник убийцы». Там все примут ее за меня и никаких проблем не возникнет. Пусть привыкает к новой жизни и новому имени. Сейчас Таня Снежинская отдыхает на юге, об этом знают все ее друзья. Вот и поезжайте на юг. Вам надо исчезнуть из Москвы на месячишко. Я уверена, она будет счастлива с тобой. Моей сестре всегда везло в жизни, пусть так будет и дальше. Я ей завидую белой завистью. И ты достоин такой девушки. Береги Еву. В сумке коробка с деньгами. Это твой гонорар. Сутки кончились, ты свободен.

— Мне не нужны деньги. Я восхищаюсь тобой… Таня.

— Отдай деньги Еве. Как наследство от сестры, которую она никогда не видела и даже не слышала о ней.

— Что ты задумала?

— Хочу убраться куда-нибудь подальше. Что делать с отснятым материалом, думай сам, ты же режиссер. Я тебе показала один день из жизни наемного убийцы, теперь ты знаешь, что это такое. Прощай, Данечка!

Таня ушла, а Данила еще долго стоял на тротуаре и смотрел вслед женщине, обуреваемый непонятными чувствами. Все, что произошло с ним за последние сутки, походило на кошмарный сон. Вот только вопрос — когда же он проснется?

В этой квартире Таня никогда не бывала. Адрес она прочла в паспорте Евы. У нее в руках была сумочка сестры, в которой лежали документы Евы и какая-то мелочевка, все, кроме Таниного револьвера. Она обошла огромную квартиру, одна из комнат оказалась запертой. Таня рассмотрела фотографии, потом приняла душ, высушила волосы, сделала прическу, как у Евы на фотографии, и вставила в пучок гребень с изумрудами, надела ее браслет.

За окнами потемнело. Набежали темные тучи, полил дождь. Сильный косой ливень. Таня подошла к окну и долго смотрела на разыгравшуюся стихию.

— Терпеть не могу осень. Терпеть не могу этот проклятый мир. Попав в него, увязаешь по уши. Пролитая кровь не засыхает, ты ею захлебываешься, и либо ты должен с этим жить, либо обязан сдохнуть. Я ждала этой минуты, и вот она пришла.

Таня достала из жакета свой револьвер. В нем остался один патрон с серебряной пулей, которую она пожалела тратить на подонка Осипова. Девушка легла на кровать и представила себя в гробу. Она часто воображала эту картину и всегда видела себя молодой, красивой. Так оно и будет — вот почему она сделала для себя исключение — не стала стрелять в голову — выстрелила в сердце. Ее рука не дрогнула.