— Кобейна обнаружили в оранжерее, — дополнил Маки. — В теннисках «Пума».

Аки ткнул его в плечо:

— Какое это имеет значение?

— Просто так оно и было.

Аки фыркнул.

— Второе мая 1998 года. Бывший гитарист «Экс-Джэпен» Хидэто «хидэ» Мацумото совершил самоубийство через повешенье…

— Его сингл «Нырок ракеты» взлетел на четвертую строку…

— А его сборник «Психокоммуникация»…

— Полагаю, Чака усвоил основную мысль, — раздраженно прервал Суда. — Введение в маркетинг посмертного рока. Минута молчания сменяется блицкригом. Обыщите все архивы, микшируйте старое, собирайте, компонуйте, продвигайте, продвигайте, продвигайте!

Я обдумал эту мысль, но так ничего и не понял. А потому спросил Суду:

— Значит, Кидзугути верит, что все, как и он, гонятся только за деньгами?

— Точно.

— Тогда почему он подозревает, что ты хочешь помешать выпуску нового альбома? Судя по статистике братьев Фудзотао, ты бы и сам неплохо заработал.

— В том-то и дело, — вздохнул Суда. — Все песни написаны и исполнены Ёси. Это демоверсия, он все делал сам. Исполнял все партии. У меня нет авторских прав, я в этом не участвую. Студия забирает демовер-сию, нанимает по дешевке группу подыграть и продюсера — смикшировать. А потом выпускают в свет песни Ёсимуры Фукудзацу, написанные и исполненные им одним. Я полностью за бортом. Не увижу и йены.

— Поэтому ребята из «Сэппуку» решили, что ты придерживаешь записи, дожидаясь от них выгодного предложения?

— Не совсем так, — нахмурился Суда. — Они думают, я прячу демоверсию, чтобы заставить их выпустить концертный альбом или что-нибудь из архивных записей, в чем я тоже участвую. Думают, я цепляюсь за свое место. Потому что всем понятно: следующий альбом станет главным в истории «Святой стрелы». Они могут выпустить диск, на котором Ёси поет только «Сукияки»,[131]и все равно диск станет тройным платиновым.

— Верно, — признал я. — Так где же ты спрятал записи?

— Иногда склонность к конфронтации заводит тебя слишком далеко, — мрачно предупредил Суда.

— Но ведь по контракту записи принадлежат «Сэппуку»? Если они так уверены, что ты их прячешь, почему не напустить на тебя адвокатов?

— Разумеется, — сказал Суда, — но тут все решает время. Публика непостоянна. Юристы действуют медленно. Мафия — гораздо быстрее.

Я обдумал это со всех сторон, даже с точки зрения Санты. Если записи достанутся ему, он отхватит у «Сэппуку» большой куш. Достаточно, чтобы реанимировать «Взлетную Полосу». Компании «Сэппуку» это не по нутру, но они уступят. Суда прав: время решает все.

— И что же ты собираешься делать?

Вместо ответа Суда изогнул бровь и осторожно потер ладонями лицо. Тут я всерьез посочувствовал парню, хоть он и собирался запереть меня в этой клаустрофобной дыре.

— Не знаю, — ответил он. — Доволен?

— Я бы помог тебе найти записи.

— Ага. В местном опиумном притоне.

— Суда…

— Ёси всегда становился такой умный, когда наширяется. Крутит тобой, как захочет, а тебе кажется, будто он только о тебе и заботится.

— Ты не можешь силой меня удерживать…

— Аки и Маки смогут.

Созвездие близнецов уставилось на меня. Я не видел в их глазах торжества, злорадного превосходства или желания запугать. Молча и тупо их лица подтверждали очевидный факт — да, братья смогут меня тут удержать. Если угодно, могу проверить. Но пока я избрал компромиссный путь — нытье.

— Суда, не могу же я просто исчезнуть на два дня. Меня люди будут искать.

— Дай мне телефоны, я позвоню.

Я раскрыл было рот и снова закрыл, осознав, что блефую. Звонить Саре или еще кому-то в «Молодежи Азии» нельзя, а то полный самолет разгневанных американцев явится громить Токио. А может быть, не станут меня спасать, а умоют руки, поди знай.

— Посиди тут, для статьи пригодится, — сказал Суда. — На своей шкуре поймешь, как жил Ёси. Ты прямо в музее оказался. Разберись. Пошарь вокруг. Тут куда ни плюнь — Ёси.

По-видимому, он сам ощутил весомость сказанного, большие печальные глаза сделались еще больше и печальнее. Сквозь прореху в занавеске струился мягкий оранжевый свет, Суде очень к лицу. Точно портрет маслом: «Басист в перчатках без пальцев».

— Почем знать, — продолжал Суда. — Вдруг нам повезет, и ты найдешь записи у него под кроватью. Но слишком не усердствуй.

Я хотел спросить, что означает последнее замечание, но тут понял, что Суда исчез. Понял, что Аки и Маки исчезли вместе с ним. Понял, что крепко сплю.

Дверь была заперта снаружи, скважину замазали клеем, чтобы я не сумел расковырять. Отодвинув занавеску, я выглянул из окна и увидел металлическую решетку. По ту сторону решетки зрелище не менее отрадное — трансформатор в паутине примерно девятисот электрических кабелей.

Я не знал, который час, да и какая разница? Однако я столько всего не знал, а начинать с чего-то надо. Например, выяснить время — и нетрудно, и уверенности в себе прибавится.

Я перебрал импортные полнометражные рок-концерты, брошюрки «Помоги себе сам» и разбитые кассеты, устилавшие пол между кушеткой и телевизором. Этот гигантский ящик для идиотов был шедевром техники, футуристический дизайн вообще не допускал ручного управления.

Я решил начать поиски с кофейного столика — хотя бы добраться до его поверхности. Пока что я видел только груду мусора. В луже застывшего соевого соуса лежал раскрытый том — какие-то «Механизмы творения».[132]А еще — модные журналы из Сибуя, упаковки из-под пончиков, пакеты из-под чипсов с васаби, недопитые банки «Пота Покари». Целые поколения сигаретных окурков полегли на этом столике. Немногие задержались в пепельнице, но большинство пустилось обследовать окрестности. Сломанные, догоревшие до изжеванного окурка, выкуренные наполовину, осторожно загашенные. Разные сорта, какие-то с красными отпечатками помады, какие-то — с черными. Целая радуга, весь набор разнообразных сигаретных окурков.

Но почему-то я не сомневался, что все они принадлежат Ёси. Обычно курильщики привержены своему сорту, и каждый гасит сигарету по своему, но Ёси — из тех типов, для кого разнообразие — вопрос принципа. Показать свою сложную натуру. Пусть доктор Ник анализирует.

Даже в качестве курильщика Ёси хотел ускользнуть от категорий. Не худший зачин статьи, но красная ручка Эда такое не пропустит. Он и сам одержим табачным бесом, а потому вычеркивает любые упоминания об этом пороке из журнала. Эд, с его добрым сердцем и мозгами набекрень, остался в Кливленде. На другой планете.