— Вот, Аленушка, возьми на память обо мне. Пусть он принесет тебе удачу. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Очень.

Когда состав уже тронулся, я, стоя за спиной проводницы и глядя на его все удаляющуюся от меня фигуру в черном форменном пальто, не выдержала и крикнула сквозь слезы:

— Неужели мы никогда больше не встретимся?

А Игорь помахал мне рукой и крикнул в ответ:

— Мы встретимся, Аленушка. Если нам судьба, то мы обязательно встретимся.

Ну уж нет. Я не собиралась полагаться только на судьбу. Вернувшись в Баратов, я развила бурную деятельность: я оформляла лицензию, банками пила «Супер-Систему шесть», металась между массажным кабинетом и косметическим салоном, потом стали потихоньку появляться первые клиенты, и мне нужно было заниматься их проблемами, что сначала было для меня очень непросто: одно дело, когда ты — лицо официальное и за спиной у тебя государство, и совсем другое, когда ты сама по себе.

Мне катастрофически не хватало суток, но я упорно шла к намеченной цели — выглядеть если уж не прекрасно, то хотя бы прилично. На фоне всех этих хлопот звонок моего бывшего мучителя прошел совершенно незамеченным. На его гневный вопрос, где я была всю неделю, я ответила — естественно, у любовника. А в дальнейшем, едва услышав его голос, я просто сразу же клала трубку.

Однажды ночью меня разбудил телефонный звонок, междугородний. Это был Игорь.

— Аленушка, я во Владике застрял — отбой по погоде. Поговори со мной.

Потом он звонил мне из других городов, и я радовалась, что он помнит обо мне. Весной у него выдалась свободная неделя, и я уговорила его приехать ко мне.

Он обошел мою квартиру, хмыкнул и… Каким-то совершенно непостижимым образом все, что заедало, не закрывалось, скрипело, стало вести себя, как полагается. Казалось, что он просто дотрагивается до замка, имевшего противную привычку защемлять ключ, и тот послушно делает под козырек: «Есть!». Вещи слушались его, как живые.

Как-то вечером ко мне на чашку кофе забежал Николай, и они познакомились. Уходя, уже в дверях, Мыкола шепотом сказал мне:

— Если ты его упустишь, я убью тебя собственными руками, и суд меня оправдает.

Когда, уезжая, Игорь хотел вернуть мне ключи от квартиры, которые я ему дала, я попросила:

— Тигруля, пусть они будут у тебя. Я не знаю, приедешь ли ты ко мне еще когда-нибудь или нет, но оставь мне надежду, что однажды я вернусь домой и застану тебя здесь.

И действительно, как-то раз в июле, забежав днем домой за оставленными документами, я почувствовала, войдя, запах жареного мяса — на кухне стоял по пояс голый Игорь и колдовал над плитой. Он повернулся, глянул на меня своими окаянными глазищами и сказал:

— Мэм, кушать подано.

Уже позже, когда наши отношения приобрели несколько упорядоченный характер, и я иногда позволяла себе взбрыкнуть, он говорил это короткое слово — «Мэм?», и в его интонации было все сразу: «Ну, и чего ты петушишься?», «И надолго ли тебя хватит?», «Ты же знаешь, что я все равно сильнее» и снисходительное «Ну, ладно уж, поиграй». А я в ответ произносила с покаянным видом: «Сэр», признавая его полное превосходство.

Мы никогда не говорили о любви, не строили никаких планов, просто каждая наша встреча была для меня праздником и, как мне казалось, для него тоже.

14 декабря 2001 года Игорь позвонил мне, чтобы поздравить с днем рождения, и совершенно неожиданно для меня сказал:

— Ты знаешь, а я никогда не был зимой в деревне. Так надоела слякотная Москва… Хочется на природу, в лес, на лыжах с ружьишком походить.

Он знал, что мои родители живут в деревне, и давал мне понять, что хочет с ними познакомиться. У меня от счастья голова закружилась:

— В любое время, Игорек. Когда у тебя свободная неделя найдется, а лучше две?

— До Нового года я из рейсов не вылезаю, а вот приеду на праздники, Аленушка, там и решим.

Это был наш последний разговор. Он не приехал на Новый год и даже не позвонил. А когда я 1 января позвонила ему на работу, чей-то удивленный женский голос сказал:

— А вы разве не знаете? Он же чуть больше двух недель назад в автомобильной катастрофе погиб.

Она продолжала еще что-то говорить, но я ее не слышала. Мой мир рухнул, в сердце вошла раскаленная игра, в глазах потемнело, и больше я не помнила ничего.

Я очнулась на полу, в руке по-прежнему была зажата телефонная трубка, из которой доносились пронзительные короткие гудки. Они словно говорили мне: «Все. Все. Все».

Голова гудела, а в уши как будто ваты натолкали, но все равно откуда-то издалека мне слышались какие-то непонятные звуки. Я с трудом сообразила, что кто-то нажал и не отпускает кнопку звонка и одновременно бьет ногой в дверь. Еле-еле поднявшись, я кое-как доплелась до двери и открыла ее — там стоял Николай.

— Ты что?! — возмущенно заорал он, но осекся и растерянно спросил: — Что случилось?

— Игорь погиб… — произнеся вслух эти два слова, я до конца поняла их страшный смысл и, сцепив зубы, застонала от охватившего меня невыносимого отчаяния.

— Ленка, ты чего несешь?! Ты с ума сошла?! — Николай схватил меня в охапку, оттащил в кухню и попытался напоить водой, но я мотала головой и только стонала. Мою душу раздирала такая боль, что хотелось умереть, чтобы только не чувствовать ее.

— Лена, Леночка, ты поплачь, тебе легче будет, — Колька гладил меня, как маленькую, по голове. — Не рви себе сердце, поплачь…

Но слез не было. Я обхватила руками голову, на которую как будто тугой обруч надели, и он все продолжал и продолжал сжиматься, раскачивалась из стороны в сторону и стонала.

Николай полез в холодильник, достал бутылку водки, которую я приготовила на Новый год и, естественно, так и не открыла, и налил мне полный стакан.

— Пей! — сказал он, поднося его к моим губам. — Пей! Так надо! Считай, что это лекарство.

Давясь и захлебываясь, я выпила водку, и по телу разлилось тепло. Потом у меня в душе вдруг словно какой-то клапан открылся, и я, нет, не заплакала, я завыла, давая выход той боли, которая грозила разорвать меня. Я сползла на пол и скрючилась, севши на колени. Я все так же раскачивалась, держась за голову, но могла уже что-то произносить.

— Нет, — выла я. — Я не верю… Этого не может быть… Этого не должно быть… Это неправда… Он не мог умереть… Это нечестно… Я не смогу без него жить… Я не хочу без него жить… Зачем мне жить, если его нет…

Все то, что происходило со мной в тот день и всю следующую неделю, я знаю только со слов Николая, который унес мой пистолет, спрятал все острые предметы, срезал с балкона веревки и, перетряхнув мой гардероб, забрал даже пояса от платьев. Он нашел гвозди и забил балконную дверь так, чтобы я не могла туда выйти. Уходя от меня поздно вечером, он запер меня и унес ключи.