В жизни бы не подумал, что дети могут пахнуть так сладко. И что внутри всё будет переворачиваться от одной радостной улыбки. Но ещё большее умиление вызывают моменты, когда Наташа общается с Тимуром. Вот как после этого не верить в чудеса?

Паша берёт телефон из моих рук, и улыбка застывает на его лице, а потом и вовсе исчезает. Он поднимает на меня недоумевающие глаза.

— Да ладно? Это её пацан?  Или... Погоди... Так это твой? То есть ваш? — Догадка озаряет его лицо.

Я киваю.

— Охренеть, — обескураженно выдыхает он. —  И как давно ты знаешь? Ему сколько? Года два, да?

— На прошлой неделе узнал. Тимуром зовут. Два года три месяца.

Измайлов снова смотрит на снимок, а потом возвращает телефон.

— Представляю, как тебя нокаутировало… Никак не могу переварить эту новость. И что вы решили?

— Ничего пока не решили. Я сейчас вроде как воскресный папа, но меня, естественно, эта роль не устраивает.

— Блядь, Динар, как так? Она всё это время даже сообщить о сыне не пыталась? А Макс почему молчал?

— Наташа никому не рассказала, что была беременна. Одна воспитывала ребёнка. Если бы случайно не встретились, наверное, я так ничего бы и не узнал.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Если бы от меня скрывали ребёнка, я бы шею свернул, честное слова. У меня просто в голове подобное не укладывается. Она объяснила, почему не сказала? Мы же больше недели на юге были!

— Объяснила конечно. — Я уже жалею, что затронул эту тему. Не хочу говорить в подробностях о нашей ситуации с Наташей. Слишком личное.  — Пыталась дозвониться до меня, но в тот момент я был вне зоны действия сети.

Паша — эмоциональный мужик. Я об этом как-то и подзабыл.

— Ты в отключке провалялся явно не два года! Неужели за это время ей ни разу не захотелось попытаться ещё? Всякое же в жизни бывает, Динар! В конце концов, это не только её ребёнок. И ведь она круглая сирота! В случае чего пацана бы в детский дом отправили!

— Какая теперь разница, сообщила или нет, меня другое цепануло. Когда копию свидетельства о рождении Тимура взял в руки... Помнишь, ты в Норильске был? Я тебе позвонил и сказал возвращаться в Питер, уводить всё со счетов, забирать флешки, бумаги из сейфа и сваливать из страны?

— Ну? — издевательски ухмыляется Измайлов. — Тебя на следующий день подстрелили.

— Да. У меня остановка сердца была, и ты всю больницу на уши поставил, ни хрена никуда не улетев.

— Не тяни резину, — злится он.

— В тот день Наташе экстренное кесарево сделали в другом городе.

— Да ладно…  Ты шутишь? Ну-ка, дай ещё раз на фотку мальчика глянуть.

Пальцы дрожат. В душе снова полный раздрай, как и несколько дней назад, когда я увидел дату в свидетельстве о рождении. После этого долго не мог прийти в себя и ходил, как пришибленный.

— Динар, — выжидающе смотрит на меня Измайлов. — С реакцией что? Фотку, говорю, покажи ещё какую-нибудь.

Открываю галерею и показываю ещё один снимок.

— На тебя похож, — заключает он. — У меня своих детей нет, но очень хочется. С твоим бы понянчился. А он в машинки играет? Я могу ему танк привезти. Блядь, а Романова как в воду глядела, сказав, что ты ещё побегаешь за Шведовой.

Паша осекается, заметив мой хмурый взгляд. Вспоминать о Карине тяжело. Закрытая для меня тема.

— Ладно, проехали. Короче. Сейчас быстро решаем вопрос с Камышиным, и с тебя поляна. Только давай до дома доедем? Доставку закажем из какого-нибудь ресторана. После такой напряжённой недели надо как следует отдохнуть. Желательно в стенах дома.

— Я пас, — качаю головой. — Наташа на днях в аварию попала. Ей постельный режим необходим, а няне пришлось срочно улететь домой. Я к ним сейчас поеду.

— Серьёзное что-то?

— Слава богу, нет. Ссадинами и ушибами отделалась. Но пока ещё очень слаба, чтобы оставлять её с ребёнком одну.

Паша подзывает официанта и просит принести сигареты и пепельницу.

— Ты же вроде бросил? — уточняю я.

— Бросишь тут с такими новостями, — говорит он и снова обращается к официанту: — И два кофе. Американо.

Затем переводит на меня сияющий взгляд.

— Ну поздравляю, отец. С тебя всё равно поляна, как Шведова окрепнет.

— Договорились.

Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю на часы. На то, чтобы порешать дела, от силы три часа.

— Не будешь? — спрашивает Измайлов, когда официант приносит пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Выбивает одну и смотрит на меня.

— Не буду. Бросил.

— Вот это выдержка! — усмехается Паша и щёлкает зажигалкой. Затягивается и выпускает струю воздуха вверх. — Кстати, мне Берг на днях звонил. Сказал, что у них платёжки застряли. Надо бы слетать. Так понимаю, мне?

— Да. Я сейчас не могу.

— Всё же ничего такая цыпа сзади сидит, — с ухмылкой говорит Измайлов. — Можно было бы подкатить, но неужели они совсем не хотят побыть в роли добычи? Ну какой из меня охотник после публичной демонстрации ею своих прелестей и призывных улыбок? А губы… Их же опасно целовать. Укусишь в порыве страсти, и всё… У девушки паника, у тебя яд во рту и куча побочек. Надо как-нибудь погуглить, что они там в себя закачивают. На всякий пожарный.

Я слегка поворачиваю голову и бросаю беглый взгляд на блондинку. Улыбаюсь. Но вовсе не девушке, а комментариям Паши.

— Ты бы ей ещё подмигнул, — ржёт Измайлов. — Всё, ты смотри, разомлела цыпа. Грудь вперёд выставила. Лишь бы ресницы накладные не отпали — так машет ими, как будто взлететь собирается. Нет. Мир точно сошёл с ума. —