Все они уже чувствовали в дыхании друг друга запах аммиака.

Отключился сигнал общей тревоги. В отсеке «Север-2» что-то было явно повреждено – возможно, в связи с натиском песчаной бури. Но ни у кого не было сил тащиться туда и проводить ультразвуковую проверку, так что они решили просто законсервировать этот отсек и отключить в нем электричество.

Физкультурой никто из них больше не занимался. Зуки в очередной раз упала и сломала лодыжку. Клэр давала ей столько обезболивающего, сколько она просила.

Ребенок уже вовсю шевелился у Клэр в животе, она сама провела сканирование и установила, что это мальчик. Но дать своему будущему сыну имя не осмелилась.

Они посмотрели «Одиннадцать друзей Оушена», «Принцессу-невесту»[62] и «Мосты округа Мэдисон», но Клэр в просмотре не участвовала. Она уходила к себе и читала или во что-нибудь играла. Смотреть фильмы о Земле у нее не было сил.

– Мне ужасно хочется снова пройтись босиком по мокрой траве! – сказал как-то Арвинд.

– Арвинд, ради бога, заткнись! – велела ему Клэр.

Зуки приняла моксин. Они распечатали вход в отсек «Север-2», положили туда ее тело и снова все заперли.

А Клэр все чаще вспоминала их с Питером отпуск. И пятерых тощих, коричневых от загара мальчишек, которые целыми днями торчали на деревянной вышке для прыжков в воду. И то, как они с Питером ели ямайское блюдо – тушеную коровью голяшку с мелким горошком и овощами – в кафе на дальнем конце пляжа.

– Eu gostaria Orangina, por favor?[63]

На второй день ее ужалила медуза, и ей весь вечер пришлось держать пылающую ступню в ведерке со льдом. А Питер рассказывал ей об израильском селении Атлит-Ям близ Хайфы, еще в древности ушедшем под воду. Там находился старейший из мегалитических кругов, датируемый 7000 г. до н. э. Еще он рассказывал ей о каменных кругах в болотистом урочище Бодмин-Мур, кромлехе «Мерри мейденз» – «Веселые девы» в Корнуолле, о каменных кругах бронзового века «Девять леди» в Дербишире и о скоплении известняковых столбов под названием «Двенадцать апостолов» в австралийской провинции Виктория. Они весь день тогда провалялись голышом на постели, а сквозь шторы пробивались лучи жаркого солнца, в которых сверкали пылинки, слышался плеск волн и жестяная бразильская поп-музыка из дешевых динамиков. А потом Клэр позвонили из больницы и сообщили, что у ее матери случился инсульт.

У Майкла открылась чудовищная диарея. Клэр давала ему имодиум и диоралит, но это не помогало. Он был жутко обезвожен и страдал от сильных головных болей.

Убрать тело Майкла у них уже не было сил.

– О смерть, – продекламировал Арвинд, – ты для меня любовнице подобна с белейшей кожей цвета облаков, а волосы твои темны и тяжелы, как грозовая туча, а губы кроваво-красные, как лотос, на заре расцветший…

– Что это? – спросила Клэр.

– Тагор, – сказал Арвинд. – Помнишь, я читал его на бенгали? – Она подложила ему под затылок свою ладонь и еще долго сидела так, поглаживая кончиками пальцев чудесную «замшевую» кожу у него на шее, пока не почувствовала, что его кожа стала совсем холодной.

Она понятия не имела, давно ли у нее начались роды. Но каждый раз, стоило ей подумать, что, наверное, легче было бы умереть, чем терпеть такие муки, она вспоминала о ребенке и все-таки ухитрялась собраться с силами. Да и Джон все время сидел у противоположной стены. Лицо у него было совершенно серое. Но она думала, что он ведь все-таки врач, и это ее подбадривало. Она с огромным трудом дотащилась до медицинского шкафчика, отыскала пластмассовую бутылочку с жидким морфином и сделала глоток. Не слишком большой, иначе ребенок мог умереть у нее внутри, да там и сгнить. Вроде бы морфин действует именно так? А ведь когда-то она подобные вещи хорошо знала.

Схватка, еще одна и еще. Это же все равно что совать руку в огонь, вытаскивать и снова совать, подумала Клэр и принялась молиться. Но потом вспомнила, что молиться-то ей некому, что вокруг на сотни миллионов километров нет ни единой живой души, нет абсолютно никакой жизни. Эта мысль, точно порыв ветра, прокатилась по гулким пустым помещениям в ее голове, хлопая дверями и вдребезги разбивая незакрытые окна. Еще одна схватка. Если бы только она могла пустить все на самотек. Если б только она не была вынуждена тужиться…

Под ее сомкнутыми веками вспыхивали яркие огни – такие вспышки порой видишь ночью перед сном. Они были похожи на остаточные частицы сверхновой звезды, отдающие энергию сетчатке ее глаз. Затем она вдруг увидела на полу какое-то животное, оно было живое и шевелилось. Клэр из последних сил приподняла куртку, положила неведомое существо себе на грудь, и окружающий мир на какое-то время исчез, окутанный непроницаемой тьмой. Когда же она снова открыла глаза, ожидая увидеть фигурки гиппопотама, льва, обезьяны, змеи и орла, то поняла, что лежит в луже крови на полу в углу незнакомой комнаты со стенами из алюминия и пластмассы и прижимает к груди ребенка.

Оказалось, что думать о благополучии другого человеческого существа гораздо легче, чем о своем собственном. Клэр завернула новорожденного в полотенца. Он заплакал, и она принялась его утешать. В течение первых пяти дней она в два раза увеличила свой рацион и стала понемногу уменьшать его, только почувствовав, что силы начинают к ней возвращаться. Но заставить себя съесть собственную плаценту она все же не смогла и попросту ее заморозила. Впрочем, теперь запасов продовольствия у нее было больше, ведь все остальные члены команды уже умерли.

Тела Майкла и Арвинда разлагались, и Клэр пришлось вытащить их в коридор и запереть выходящую туда дверь. Теперь в ее распоряжении осталась одна-единственная маленькая комнатка.

Зато она уже могла смотреть документальные фильмы о природе Земли, больше не испытывая душевной боли, поскольку люди в таких фильмах практически не появляются. Землю она воспринимала как некую красивую планету, находящуюся очень далеко. Вот обезьяны гелада поедают траву в горах Эфиопии. А вот морские игуаны. А это львиный прайд загнал и убивает слониху. Когда ей не удавалось успокоить ребенка, она прижимала его к себе и расхаживала с ним кругами по комнате, пока он не заснет. А он смотрел ей в глаза, крепко держась за ее палец, и порой по его личику даже скользило подобие улыбки. Клэр вспомнила, что отец ее малыша – Майкл. И еще ей часто вспоминалось, что они будто бы бегут с ним по березовой роще, которая находится чуть ниже лесопилки, и вокруг сквозь опавшую листву пробивается прямо-таки невероятное количество колокольчиков. Ей казалось, что все это с ней было на самом деле, только очень-очень давно. Она отлично понимала, что долго им с малышом не протянуть. Если отключится электричество и перестанет поступать кислород, то ничего поделать она не сможет. И она заранее выложила на полочку блистер с моксином.