— Оп-па! А ты откуда знаешь?

— Борисыч! Я тебя умоляю! — рассмеялся Брюнет. — Возможно, чисто внешне я и произвожу впечатление дебила. Но на самом деле это не совсем так… Думаешь, я не замечаю, какими глазами Николаич на Янку пялится?

— И какими же?

— Он ее глазами не просто раздевает — он ее трахает.

— Хм… Глыбко… Хорошо, что Купчина сейчас не слышит.

— А не мешало бы послушать. Ты ему как-нить, при случае, напомни, что трахать нужно все-таки не глазами, а другими… частями тела. Ладно, что-то мы куда-то не туда… Да, а, возвращаясь к разговору за Бажанова — кабы ты знал, Борисыч, сколько крови Паша мне в свое время попортил. У-у-у! Грузите лейкоциты бочками!

— Ну отныне ему по-любому станется хлопотно. Кровь портить.

— Поживем — увидим, — пробормотал Брюнет.

— Ты что же, думаешь, по итогам всей этой нездоровой кутерьмы Тарас не выпишет ему под зад коленом? За профнепригодность? Акела-то всяко промахнулся. Ежели столь неадекватного персонажа, да еще и из ближнего круга, вовремя распознать не сумел?

— Очень сомневаюсь. Что выпишет.

— Есть основания?

— Есть. Начнем с того, что еще по итогам наших разборок вокруг «Интеграла» у Тараса имелись все основания выписать Тимофеичу, как ты выражаешься, «под зад коленом».

— Вот-вот. Я до сих пор гадаю, почему он именно так и не поступил?

— А потому, что Паша мантулит на Тарасова больше десяти лет. И за эти годы за рецепты сей кухни узнал столько, что на вольные хлеба с подобными знаниями из подобных трудовых коллективов не отпускают. Скорее закатывают: либо в асфальт, либо в банки. Во втором случае — по частям.

— Тоже неплохой вариант, — цинично хохотнул Дмитрий.

— Типун тебе на язык!

— С чего вдруг такая трогательная забота о неближнем своем?

— А с того, что ежели при таких летальных раскладах менты (здесь я имею в виду, конечно, ментов грамотных) хотя бы на полштыка копнут ретроспективу наших… хм… взаимоотношений, то первым кандидатом на приземление окажется ваш покорный слуга. Кстати, именно по этой причине во время нашей летней… э-э-э-э, зачистки провинциального городка я распорядился, чтобы с Пашей обошлись максимально щадяще. Ему, если помнишь, тогда всего лишь сломали клешню и встряхнули кумпол. Хотя самое малое, чего он заслуживал по совокупности подлянок, — это с корнем оторванных яиц.

— Даже так?

— Даже. Потому — много было всякого военно-морского. Промеж мною и этим… хм… меломаном, хрен ему между…

— Кстати, что? В самом деле была такая песня?

— Ясен пень! Просто, когда сей хит по радио крутили, ты, Борисыч, еще под стол пешком ходил, — усмехнулся Виктор Альбертович и вполголоса, с душою напел: — «Еще косою острою… чего-то там не скошено… еще не вся черемуха к тебе в окошко брошена».[28]М-да… Интересно тема складывается: один мудак якобы ненароком спел, другой — якобы «нароком» подхватил…

— Во-во. Этот момент мне тоже показался мутным, — согласился Дмитрий. — Нет, я допускаю, что после того, как Бажанова сперва нахлобучили на исторической родине, а затем натянули в арбитраже, он — осерчал люто. А потому на измене вполне мог нечто «поэтическое» рыкнуть, не подумав. Равно как допускаю, что сей рык мог услышать и запомнить Гордей. Но! Чтобы по собственной инициативе и по прошествии нескольких месяцев, никого не спросясь, ни с кем не посоветовавшись, влезать в разборки крутых дяденек? Да ну, бред!

— В твоем изложении — бред, безусловно. Но как там оно на самом деле было? Гордей, судя по описаниям, парень с гонором, дерзкий. Опять же, в ходе летней зачистки ему досталось поболее, нежели Бажанову. Так что у него имелись все основания нагрянуть в нашу сторону.

— Мыслишь, тут чисто по Зощенко? «Затаил в душе некоторое хамство»?

— Типа того. Опять же, чем черт не шутит, пока Бог спит?..

Фпешбэк

— Да-да, я начинаю припоминать эту нашу питерскую встречу с Яной Викторовной. Признаюсь, я тогда действительно был немного… э-э… на взводе. В том числе вследствие случившихся незадолго ДО, граничащих с беспределом событий. Каких именно, надеюсь, разъяснять господину Голубкову не нужно?

— Не нужно, — ответил за шефа Петрухин. — Только, господа собравшиеся, с вашего позволения, хотелось бы внести небольшую поправочку?

— За-ради бога, — великодушно разрешил Олег Петрович.

— То были не «граничащие с беспределом», как изволил выразиться Павел Тимофеевич, события, а адекватные действия в ответ на именно что беспредел. Учиненный самим опять-таки Павлом Тимофеевичем.

— Умри, Борисыч, но лучше не скажешь! — расплылся в довольной улыбке Брюнет. Но, впрочем, тут же поскучнел лицом. — Но, если мне не изменяет память, все вопросы вокруг да около «Интеграла» мы вроде как сняли? Или я ошибаюсь?

— Не ошибаешься, — неохотно подтвердил Тарас.

— Тогда предлагаю перестать пускать ностальгическую пену и окунуться обратно в нашенские реалии. Которые, к сожалению, нездоровы. Паша! Как говорится: «Затянул песню — допевай хоть тресни».

— Я ведь уже объяснил, что конкретно этого момента не помню, — хмуро отозвался на призыв к покаянию Бажанов. — Возможно, что-то такое и процитировал. Не исключаю, что как раз эти самые строчки. Но! Процитировал всяко не в контексте некоего призыва и не в качестве руководства к действию.

— А Кирилл Гордеев за то в курсе? Что «не в качестве»?

— А я не берусь отвечать за тараканов, пасущихся в башке Кирилла. Равно как не обладаю столь извращенной фантазией — байкеры, гранаты с газом… Это все попахивает откровенной голливудчиной, причем самого паршивого пошиба. Кино из категории «Г».

— То есть при тебе никаких джихадовских планов Гордей не озвучивал и даже не намякивал? Так? — резюмировал Тарас.

— Да если бы я хоть одно слово, хотя бы намек на подобное учуял и распознал, разумеется, я бы ему тотчас мозги прополоскал. С «Тайдом» и с отбеливателем. И не только ему. Ты же помнишь, Олег… хм… не знаю, стоит ли об этом сейчас упоминать?..

— Начал «а», говори и «бэ», — отмахнулся Тарас.

— Хорошо. После той летней истории многие наши парни высказывались за достойную ответку питерским. Но я всех, которые неугомонные, собрал и доступно разжевал за линию партии. И, как мне показалось, все всё поняли.

— Но в итоге оказалось, что «показалось», — скаламбурил Петрухин. — И одна паршивая овца испортила репутацию всего стада.

— Дмитрий Борисович! Ты это… за языком следи, ладно? Чтоб невзначай обедни не испортить, — болезненно отреагировал на последнюю петрухинскую фразу Тарас.