«Интересно, жив ли еще Фрэнк Грин».

Теперь у стойки проката выясняется, что заказанного Микки заранее «шевроле» нет, поскольку он не явился за машиной вовремя, но взамен клерк-азиат предлагает более престижный новый «авалон». Через двадцать минут Микки уже едет по межштатному шоссе 91 на юг от Спрингфилда, а потом на запад по массачусетсской магистрали 20 – триста лет назад этим путем двигались британские поселенцы. Тогда здесь была простая проселочная дорога вместо двухрядного асфальтобетона. В то время праотцы Воорта патрулировали грязные улицы Нью-Йорка, а голодные предки Микки гнули спины на картофельном поле среди болот Ирландии.

Микки пытается звонить Воорту на сотовый. Нет ответа.

Он ракетой проносится по живописным беркширским деревушкам; столь привлекательные для путешествующих писателей, на него они навевают скуку. Микки ненавидит деревню. Это насекомые, грязь, плохой прием радио, аллергенная пыльца. Здесь нет театров. Рестораны закрываются рано. В деревне нельзя купить галстук от Армани.

– Да чем тут люди занимаются по вечерам? – бормочет он. – Наблюдают за полетами летучих мышей?

Мимо пролетают сосновые леса и закрытые на зиму летние лагеря, а Микки пытается поймать хоть какую-нибудь нью-йоркскую радиостанцию: рок, хип-хоп или хотя бы ток-шоу, но доступна только местная станция, передающая мелодии двадцатилетней давности.

Но раздражение только скрывает беспокойство. Он нарушил незыблемое правило работы полицейского: не оставлять напарника одного.

«Воорт не может судить здраво из-за Мичума, а там, где дело касается Джилл Таун, он вообще думает только членом».

Микки не признается себе в другом: он тоже чувствует себя одиноким в сфере, в которой никогда прежде не работал и где у него нет полномочий. К тому же Воорт напугал его разговорами об убийствах. Кажется, за последнюю неделю изменилась сама природа его работы. Пролетая над бурыми пятнами смога, покрывающими страну, глядя вниз на горы, города и пустыни, он начал понимать масштабы той силы, что убила Мичума. Она огромна и невидима и, вполне возможно, ищет и его тоже.

«Во что ты окажешься втянутым, Фрэнк? Продаешь секреты китайцам? Замышляешь убить президента?»

– Микки, – произносит он, – занимайся сексуальными преступлениями и оставь всю эту дрянь ФБР.

К десяти сорока пяти Микки добирается до деревни Ланкастер-Фоллз, но так и не может достать Воорта по сотовому, а перезвонив на Полис-плаза, узнает, что подкрепление еще не выслано.

– Это все массовое убийство в Виллидже, – объясняет детектив из Нью-Йорка. – Подружка одного парня трахалась с тренером по аэробике. Парень устроил стрельбу. Воорт должен был подождать.

– И он подождал?

– Должен был.

Повторяет, будто заклинание, которое защитит Воорта.

Микки снова пытается дозвониться до напарника. Нет ответа.

Деревня Фрэнка Грина Ланкастер-Фоллз оказывается жалкой кучкой дощатых домиков на перекрестке сельских дорог. В центре деревни – белая церквушка с колокольней, почта (она же магазин) и мэрия, больше похожая на старый гараж. В том же здании разместилась добровольная пожарная команда. Еще в наличии штаб местной организации «Ветераны американских зарубежных войн», перед которым установлена пушка времен Второй мировой; ее длинный ствол, вероятно, забит, как и кишечные тракты людей, которые собираются здесь.

В добровольческом пожарном депо нет никого, кто мог бы подсказать дорогу, а в магазине толстый, в белом переднике, бакалейщик (и по совместительству почтмейстер) выдает Микки телефонную книгу округа и продолжает резать копченую индейку для женщины, пытающейся успокоить вопящего ребенка. У ребенка, похоже, на лице больше шоколада, чем кожи.

Микки бормочет, листая страницы:

– Было бы слишком просить тебя быть здесь, а, Фрэнк?

Но польза от почтмейстера все же есть. Даже не спрашивая удостоверения, он рассказывает Микки, что Грин арендовал здесь почтовый ящик, но неделю назад позвонил и отказался от него.

– Он, похоже, сильно простыл. Даже голос был какой-то не такой. Во всяком случае, он работал в конюшне там, по дороге двадцать три. Вот уж любитель писать письма. Клянусь, он только и делал, что писал – всем, от президента Соединенных Штатов до мэра Нью-Йорка. Большие, толстые письма.

– О чем?

– Знаете, сэр, я задал ему точно такой же вопрос. – Огромный живот почтмейстера уложен на край деревянной кассовой стойки, пухлая рука разворачивает пояс-миостимулятор, речь и движения неспешны, как у амазонского ленивца. – «Мистер Грин, – говорю, – на что же вы жалуетесь всем этим людям?» И знаете, что он ответил? С ума сойти! «На чудовищ». Я и спрашиваю: «Какие же чудовища вас беспокоят?», а он, этот сукин сын, отвечает, да так сердито: «Двуногие такие, в форме».

– Вы имеете в виду военных? – спрашивает Микки.

– Я имею в виду, что он вел себя как псих. До конюшни всего несколько минут. Объяснить дорогу?

Микки набирает сотовый номер Воорта.

По-прежнему нет ответа.

Микки садится в машину и едет через лесистые долины, мимо беркширских сельских трактиров, ферм, яблоневых садов и новых дачных домиков. «Почему ты исчез, Фрэнк? Умер от сердечного приступа, как Лестер Леви? Ударился головой о край ванны? Разбился на машине? Утонул в озере?»

Микки сворачивает на ухабистую грунтовую дорогу и едет мимо пастбища, дубовой рощи, загона с полудюжиной лошадей и в конце концов подъезжает к трехэтажному дому в викторианском стиле – с башенками, фронтонами и деревянным крыльцом, на котором висит пустой гамак. Это напоминает Микки, насколько он устал. Все кости ноют.

Пахнет конским навозом. Выходя из машины, Микки ступает в собачье дерьмо, а виновник – горчичного цвета дворняга – громким лаем гонит его от крыльца. Из дома выходит седая чернокожая женщина с кухонным полотенцем в руках и кричит:

– Замолчи, Клеон!

Ей около пятидесяти, на ней длинное платье из грубой хлопчатобумажной ткани, волосы заплетены в косы, приятное круглое лицо и, на удивление, бруклинский выговор. Она извиняется за пса, но, похоже, разочарована, что Микки не покупатель, а потом, когда он показывает значок, приветливый взгляд становится озабоченным. Узловатые руки крутят полотенце.

– Вы насчет Фрэнка, да?

– Он здесь? – с надеждой спрашивает Микки. Всегда лучше задавать вопросы, чем отвечать на них.

Его уклончивость усиливает беспокойство женщины.

– Говорила я мужу не нанимать его, – качает она головой. – Говорила, что с ним что-то не так. Но Эд сказал, что он хороший работник, и по крайней мере он таким был.

– Был? – переспрашивает Микки. – А где он сейчас?

– Кто знает? Купил старый фордовский фургон, работал на нем месяц – до последней зарплаты – и уехал, не оставив нового адреса.