Хацет, похоже, и сама заметила нерешительность, написанную у него на лице.

– Али, посмотри на меня. – Она обхватила его лицо ладонями, заставляя посмотреть себе прямо в глаза. – Я понимаю, что ты меня опасаешься. Да, у нас бывают разногласия. Но это важнее любых разногласий. Ты обязан сказать мне все, как есть. Откуда у тебя эти шрамы?

Глядя в эти теплые золотые глаза, взгляд которых всегда успокаивал его в детстве, когда он обдирал себе локти, лазая по деревьям гарема, Али не мог ничего от нее утаить.

– Озеро, – проговорил он еле слышным шепотом. – Я упал в озеро.

– В озеро? – повторила она за ним. – В Дэвабадское озеро? – Глаза Хацет округлились. – Тот бой с Афшином. Мне говорили, якобы он столкнул тебя за борт, но ты успел ухватиться за что-то, не долетев до воды.

Али покачал головой.

– Это не совсем так, – ответил он сквозь ком в горле.

Хацет сделала глубокий вдох.

– Ох, сынок… А я все о политике да о политике, – добавила она, не выпуская его рук из своих. – Расскажи, что там произошло.

Али помотал головой.

– Я почти ничего не помню. Дараявахауш стрелял в меня. Я потерял равновесие и свалился в воду. Под водой я что-то почувствовал: как будто что-то живое вгрызалось в меня, в мои мысли, и когда оно увидело Афшина… – Али содрогнулся. – Тогда это… существо буквально рассвирепело, амма. И приказало мне назвать свое имя.

– Имя? – переспросила Хацет, повышая голос. – Ты назвал его?

Он кивнул пристыженно.

– Оно стало показывать мне страшные видения. В них Дэвабад был разрушен, а вы все – убиты… – Его голос надорвался. – Оно присосалось ко мне, кусая и разрывая кожу, а само снова и снова подбрасывало мне эти образы. Зейнаб и Мунтадир слезно звали меня на помощь, умоляли назвать свое имя, и в конце концов они… сломили меня. – Он едва смог выдавить из себя последние слова.

Хацет крепко обняла сына.

– Тебя не сломили, сынок, – уверяла она, поглаживая его по спине. – Ты никак не мог им противостоять.

По телу пробежала нервная дрожь.

– Значит, ты знаешь, что это такое?

Его мать кивнула, отстраняясь, чтобы прикоснуться к шраму от крюка на его ладони.

– Я – Аяанле. Я знаю, кто оставляет такие отметины.

Непроизнесенное слово повисло между ними, пока у Али не кончилось терпение.

– Это были мариды, да? Мариды сделали это со мной?

Он отметил, что его мать бегло окинула павильон взглядом, прежде чем ответить. То, что она сделала это сейчас, а не во время разговоров о правительственном заговоре, говорило само за себя. И заставляло нервничать не на шутку.

– Да. – Хацет выпустила его руки. – Что произошло после того, как ты назвал им свое имя?

Али сглотнул.

– Марид вселился в меня. Со слов Мунтадира, я был похож на одержимого и говорил на неизвестном языке. – Он закусил губу. – Марид убил Дараявахауша моими руками, но я ничего не помню в промежутке между тем, как назвал свое имя, и тем, как проснулся в лазарете.

– В лазарете? – переспросила Хацет, насторожившись. – А Нахида знает, что…

– Нет. – Опасный тон ее вопроса и отголоски былой привязанности подтолкнули Али на ложь. – Ее там не было. О случившемся известно только отцу и Мунтадиру.

Глаза Хацет сузились в щелочки.

– Твой отец знал обо всем, что сделал с тобой марид, и все равно отправил тебя в Ам-Гезиру?

Али поморщился, хотя по ощущениям у него словно камень с души свалился. Какое облегчение, откровенно говорить обо всем с той, кто поймет и поможет ему.

– Сомневаюсь, что выжил бы в Ам-Гезире, не будь я тогда одержим маридом.

Королева нахмурилась.

– Почему ты так говоришь?

Он удивленно посмотрел на мать.

– Мои способности, амма. Ты же понимаешь, что стоит за выкопкой новых колодцев.

Слишком поздно он заметил, как ее лицо исказила гримаса ужаса.

– Твои способности? – переспросила она.

Она была так изумлена, что его сердце невольно зашлось в бешеном ритме.

– То, что я… делаю с водой. Отец говорил мне, что Аяанле с маридами связывают особые узы. Ты и сама узнала их отметины… – вырвалось у него с отчаянием и надеждой. – Значит, и с джиннами в Та-Нтри происходит то же самое, так?

– Нет, сынок. – Хацет снова взяла его за руки. – Все не так. У нас находят… – она прочистила горло. – У нас находят мертвые тела, сынок. С такими же отметинами, как у тебя. Тела джиннов-рыбаков, решивших порыбачить после захода солнца, человеческих детей, которых выманили к берегу реки. Тела убитых, утопленников, иссушенные тела.

У Али голова пошла кругом. Мертвые?

– Но я думал… – начал он, но захлебнулся словами. – Ведь наши предки почитали маридов.

Хацет покачала головой.

– Не знаю, что было во времена наших предков, но мариды держат всех в страхе, сколько я себя помню. Мы стараемся не распространяться об этом – нам в Та-Нтри не нужны иноземные солдаты-освободители. Лучше мы сами разберемся со своими проблемами. К тому же нападения происходят редко. Мы научились сторониться излюбленных ими мест.

Али без особого успеха пытался осмыслить услышанное.

– Тогда почему я выжил?

Его мать, у которой на все находился ответ, пребывала в не меньшей растерянности.

– Понятия не имею.

Скрипнула дверная петля, и Али запахнул на себе халат таким резким движением, что даже пара швов разошлась. К тому моменту, когда в павильон вошли служанки, Хацет успела снова принять невозмутимый вид. Однако от Али не укрылось, с какой грустью она следила за всеми его движениями.

Служанки поставили перед ней поднос, заставленный закрытыми серебряными блюдами, и она улыбнулась им уголками губ.

– Спасибо.

Девушки сняли с блюд крышки, и у Али заурчало в животе от родных запахов нтарийских кушаний, которые он обожал в детстве. Жареные плантаны и ароматный рис с анисом, рыба в банановых листьях на пару с имбирем и тертым кокосом и клецки в сиропе.

– Я помню, что ты любишь, – ласково сказала Хацет, когда они вновь остались наедине. – Мать такое не забывает.

Али не ответил. Он просто не знал, что сказать. Ответы, которые он искал столько лет, вызывали только новые вопросы и плодили новые загадки. То, что случилось с ним, не случалось с другими Аяанле. Мариды держали в страхе всю Та-Нтри, их боялись как самых страшных чудовищ.

Но эти чудовища сохранили ему жизнь. Али поерзал на месте. Нервы были на пределе. Тогда, в озере, его тело подверглось суровым истязаниям, но впоследствии обретенные способности вселяли… покой. Он чувствовал умиротворение, опуская руки в воду канала, веселел на глазах, когда молодые родники начинали журчать у него под ногами. Что же все это могло значить?