Прошло еще несколько секунд, и она наконец заговорила — очень тихо, почти шепотом.

— Автор боится сказать близкому ему человеку, какие чувства он к нему испытывает. Но одновременно его печалит тот факт, что этот человек не знает о его чувствах.

— А почему, по-твоему, он боится рассказать этому человеку о своих чувствах? — осведомилась Изабелла.

— Потому что она, возможно, не разделяет его чувств.

Элли почему-то не удивило, что на этот вопрос ответил Картер, хотя Изабелла вроде бы спрашивала ее. Она снова опустила глаза, незаметно пододвинула к себе тетрадь и стала рисовать кружочки вокруг спящей бабочки. Короче говоря, автор предпочитает в этом вопросе страдать от неведения, нежели получить отказ.

— Думаю, есть смысл напомнить, что Оскар Уайльд мог посвятить это стихотворение не «ей», а другому мужчине, но для поддержания дискуссии мы можем этот момент проигнорировать и остановиться на более привычном варианте. — Итак, почему он предпочитает «страдать от неведения», как сказал нам Картер? — продолжала вопрошать Изабелла, не спуская глаз со своих учеников. — Вдруг она испытывает те же чувства, что и он сам? Но если он ее об этом не спросит, то никогда не узнает правды, не так ли?

— Он боится, что правда может причинить ему сильную душевную боль, оказаться непереносимой, — прошептала Элли, замкнув цепочку из кружочков вокруг спящей бабочки.

Изабелла с любопытством посмотрела сначала на нее, а потом на Картера.

— Что ж, возможно, именно это все и объясняет, — сказала она после минутной паузы и переключилась на другого автора. — А теперь, друзья, уж коли мы заговорили о связанной с любовью душевной боли, давайте обратимся к творчеству американской поэтессы и писательницы Дороти Паркер…

Пока Изабелла повествовала о непростой судьбе Дороти Паркер, Элли казалось, что все ученики продолжали смотреть только на нее, поэтому, когда прозвенел звонок, первой вскочила из-за стола и быстрым шагом направилась к двери, опустив голову, чтобы ни с кем — даже случайно — не встретиться взглядом.

Особенно с Картером.

Так что она первой оказалась у подножия лестницы и стала торопливо подниматься по ней, считая ступеньки.

«…тридцать одна, тридцать две, тридцать три…»

Оказавшись в своей комнате, которую она иногда называла про себя убежищем, Элли захлопнула дверь, оперлась о нее спиной и некоторое время созерцала расставленные в строгом порядке немногочисленные предметы мебели.

«Что сейчас произошло? Неужели Картер только что попытался донести до нее мысль, что неравнодушен к ней? Или Сильвиан прав на его счет и это всего лишь прием, попытка пробудить у нее интерес к своей персоне?»

Впрочем, она настолько устала, что на решение подобных важных вопросов у нее не было сил. Швырнув сумку с учебниками на пол, она завела будильник на шесть вечера и закрыла ставни, чтобы солнечный свет не мешал ей отдыхать. Потом сбросила туфли и рухнула на постель как была — полностью одетая. В следующее мгновение она подумала, как хорошо иногда побыть в одиночестве в прохладном сумраке комнаты, но перед тем как уснуть мертвым сном, снова на короткое время вернулась мыслями к Картеру. «Так чего же вы на самом деле добиваетесь, мистер Вест?»

Когда Элли в полседьмого заявилась в спальню Джу, хозяйка комнаты и Лайза уже разложили где только можно платья, туфли и аксессуары, так что комната напоминала небольшой магазин вечерних нарядов.

Проспав несколько часов, Элли чувствовала себя почти в норме. Кроме того, она приняла единственное правильное, как она считала, решение: что бы ни случилось завтра, сегодня вечером она будет веселиться напропалую. Ну и танцевать, разумеется. Конечно, у пруда кое-что произошло, но что с того? Ей приходилось бывать и в худших переделках. И еще: ей было глубоко наплевать, что о ней думали в тех школах, где она училась раньше, так почему не придерживаться этой традиции и в Киммерии?

Лайза, собиравшаяся прийти на бал и танцевать с Лукасом (все исключительно на дружеской основе, как вы не понимаете?), то и дело заливалась краской и вся трепетала от волнующего ощущения приближающегося праздника. Поэтому ей нравилось буквально все, в том числе белое платье Элли.

— Потрясающе… В жизни не видела наряда изящнее!

Владевшее Лайзой приятное возбуждение оказалось заразительным, и довольно скоро Элли почувствовала, что проникается к предстоящему празднеству еще большим предвкушением.

— Все будет просто прекрасно, я уверена в этом, — сказала она.

— Лично я больше всего хочу провести несколько часов с Гейбом, и ничего другого мне не надо, — бросила Джу. — Он постоянно чем-то занят, на неделе я его почти не вижу.

— А где именно он пропадает и чем занимается? Он тебе рассказывает хоть что-то? — спросила Элли, вешая свое белое платье на дверную створку гардероба.

Джу покачала головой.

— Ничегошеньки. Отделывается от меня уже набившими оскомину словами «Я работаю над проектом…» — Говоря это, Джу надула щеки, подпустила в голос басовитые нотки и придала лицу чуточку смущенное, виноватое выражение. Вышло так похоже на Гейба, что Элли и Лайза покатились со смеху.

— Сильвиан в этом смысле ничуть не лучше Гейба. «Элли, ма бэль, то, что мы делаем, ошень вашно», — сымитировала Элли его французский акцент, и девочки снова залились смехом.

На письменном столе Джу красовался внушительных размеров серебряный поднос с треугольными сандвичами. Там же помещались стаканы с охлажденным апельсиновым соком. Джу настояла на том, что перед балом все они должны что-нибудь поесть. («В прошлом году я чуть не упала в обморок от голода, поскольку была слишком возбуждена ожиданием и совершенно забыла о пище».)

Тонкая, как ивовая лоза, Лайза проглотила крохотный кусочек сандвича с огурцом и аккуратно положила почти целый бутерброд на салфетку. Джу заметила это и с командными нотками в голосе выпалила:

— Немедленно доешь его, Лайза!

— Но я совершенно не хочу есть… — запротестовала та, отодвигая от себя бутерброд.

Элли, пожертвовавшая ленчем ради возможности лишний час поспать, выбрала бутерброд с сыром и сразу же откусила чуть ли не половину.

— Не понимаю, как можно не хотеть есть. Лично я просто умираю от голода.

Лайза, которая до сих пор не решила, какая у нее будет прическа, молча развернула модный журнал и помахала им в воздухе. На развороте красовалось изображение какой-то старлетки с тщательно убранными, светлыми волосами.

— Ты, главное, не волнуйся и позволь мне пустить в ход все свое умение, — сказала Джу. — Будет даже лучше, чем на этом фото. — Потом она посмотрела на Элли и добавила: — Но сначала я займусь тобой. Лайза, как обычно, начнет капризничать, и мне придется провозиться с ней целую вечность.

Элли засунула остатки бутерброда в рот, кивнула и опустилась на стул.