Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты ей дала? — продолжаю надвигаться.
Пятится до тех пор, пока не вжимается задом в подоконник. И я вижу в ее глазах страх:
— Я ничего не давала! — выкрикивает она, — послала ее к черту и запретила даже звонить. Потому детей нельзя трогать! Никогда! Ни при каких условиях! Я поэтому и тебя предупредила, чтобы ты у этой полоумной ничего не брала. Она ведь не успокоится. У меня ничего не выпросила, так к другим пойдет.
Сука…Я ей так пойду, что мало не покажется.
— Зачем ей все это? — не узнаю собственного голова. Он глухой и холодный. Мертвый.
— Из-за зависти, конечно, — Ольга шмыгает носом, — Ты красивая, богатая, живешь в хорошем доме, с мужиком классным, а она говно по огороду растаскивает. Вот ее и переклинило. Мечтала, что все твое отойдет к ней… Да она даже трусы твои воровала, пока ты глазами хлопала и сюсюкалась с ней. Она больная! Чокнутая на всю голову!
Мне кажется, я тоже сейчас чокнусь.
Внутри ад. Кровавое месиво. Боль, страх, отчаяние. Но сильнее всего кроет ярость. Наивная тетя Мила все-таки сдохла. До самых краев затапливает жуткое бешенство и желание самолично переломать ноги любимой племяннице.
Вадим
На следующий день снова звонит Стеф. Он в приоритете. Я моментально откладываю все дела и отвечаю на его звонок:
— Слушаю.
— По поводу лечения от аллергии — тоже развод. В поликлинике нет никаких волшебных препаратов, и никому не назначали уколов. И вызов не поступал, и никто из врачей никуда не выходил.
Я уже ничему не удивляюсь. Сплошное нае…
— Ты не нашел ее?
— Ищем. Мы отслеживали ее по камерам, начиная от дома, но она ушла в район, где слишком много слепых зон. Жаль, что у нее нет мобильника, придется ждать, когда засветится картой.
Я прекрасно понимаю, что это все равно, что иголку в стоге сена искать, но от нетерпения кишки сводит.
— Что ты знаешь про ее круг общения? — интересуется Стеф.
— Ничего. Подруга у нее вроде какая-то была. То ли Оля, то ли Поля. Хрен знает. Я не вникал. Мне как-то по фигу всегда было, — теперь жалею, что никогда не вслушивался в ее приторное щебетание.
— Может, у Милы спросить?
— Не трогай ее пока. Ей и так хреново. Давай еще несколько дней своими силами. Если уж припрет, то пойдем на поклон.
Я не представляю, как втянуть Милу в это болото лжи. Я даже не знаю поверит ли мне, после спектакля, устроенного Зайкой, или сразу даст от ворот поворот. Мне нужно найти доказательства своей невиновности и только после этого снова к ней лезть, в противном случае это будут очередные пустые слова, которые разочаруют ее еще больше.
— Как скажешь, — нехотя соглашается он, — будь на связи. Я позвоню, когда что-то появится.
Время тянется настолько медленно, что я готов бросаться на стены от собственного бессилия. Стеф непременно ее найдет. Я уверен. Зойка не настолько умна и везуча, чтобы обойти человека, который кого угодно из-под земли может достать. Она непременно проколется, и тогда Степан ее накроет. Но где взять сил, чтобы дождаться результата.
День я кое-как переживаю, а ночь провожу возле дома. Сижу в машине, опустив подбородок на руки, сложенные на руле, и смотрю на свой собственный дом, не имея возможности зайти внутрь.
На первом этаже свет. Шторы задвинуты, но время от времени темные силуэты проплывают мимо окна. Там Алиса — ее тачка стоит у нас во дворе — и это немного успокаивает. Она из тех подруг, которые поддержат и не дадут упасть в любой ситуации. С ней Мила в надежных руках, но мне все равно так тошно, что хочется выть.
Я надеюсь, нам удастся распутать клубок и вывести Зайку на чистую воду. Но даже если это произойдет, измена все равно была, и я не знаю сможет ли Мила меня когда-нибудь простить. Я не знаю, что с нами будет дальше, и до тошноты боюсь, что мы перейдем в категорию «бывшие», и к своему ребенку я буду приходит по расписанию, установленному судом. И все из-за малолетней дряни и собственной тупости.
— Сука, — шиплю сквозь зубы и уезжаю.
Меня снова ждет номер в гостинице. Снова девушка на ресепшн старательно тянет губы в улыбке и пытается завести разговор. Я забираю ключи и прохожу мимо, даже не взглянув на нее, и в оставшиеся ночные часы во сне вижу совсем другую улыбку.
Из офиса все давно ушли, а я сижу, закопавшись в бумаги, потому что идти мне некуда. В номере тошно, хоть волком вой, сидеть возле Милиного дома — невыносимо. Поэтому я один в полутемном офисе. Из света — только моя лампа на столе.
Ко мне пару раз заглядывает охранник, откровенно намекая, что пора бы уже выметываться, но я нахожу предлоги, чтобы задержаться еще на полчаса, на час. Я как бродячий пес, которому некуда идти.
А потом приходит сообщение.
Мы нашли ее. Семеновского 24-а, квартира 5. Еду туда.
В тот же миг я срываюсь с места, отправляю короткое «сейчас буду», и выбегаю из офиса. Бумаги забыты, все остальные дела тоже. Мне нужно только одно — поймать мерзавку, которая пустила под откос мою семейную жизнь.
Просто безбожно нарушаю правила дорожного движения. Красный, зеленый, желтый — похрен, гоню, лавирую обгоняя по встречке, ловлю десятки, если не сотни злых сигналов. Все это неважно.
На углу дома уже стоит машина Стефа, сам он в тени под козырьком подъезда. При моем появлении тушит окурок о металлическую дверь и бросает в урну. Протягивает мне черные перчатки.
— Идем.
Мы поднимаемся на второй этаж к коричневой обшарпанной двери с покосившейся пятеркой. Она заперта, но Стеф достает из кармана отмычку и без особого труда вскрывает замок. Внутри пусто. Хозяйки нет, но я узнаю ее шмотки, в беспорядке разваленные на диване.
Перекладываю с места на место платья и какое-то барахло, заглядываю в косметичку. В ней тушь, блески, тени, а еще наполовину пустой пузырек.
Молча протягиваю его Стефу. Тот смотрит на просвет, потом убирает в карман:
— Проверим, — возвращается к планомерному осмотру и заглядывает в брошенную в углу сумку. В ней всякий хлам, белье, открытая пачка прокладок, вещи, скрученные в комок. Из бокового кармана Стеф выуживает тонкую тетрадочку. Открывает первый лист и пробежав взглядом по строчкам,
