— Даже и не думай! Слуги давно подмешивают тебе в еду травы, отбивающие все связи с тёмными духами. Сейчас ты просто женщина, Гаитэ. Обыкновенная баба — неверная жена и дешёвая шлюха! Ничего больше нет в тебе ценного или особенного. Таких, как ты, словно грязи на мостовой. Даже твоя родословная мне больше не нужна. Ты отравила мою душу яростью, предав мою любовь к тебе? Так получи за это по заслугам.

Казалась, ядом, что источал Торн, пропиталась вся комната.

— Я сдержу клятву. Ты знаешь, Фальконэ никогда не произносят пустых обещаний. Например, мой брат, когда впервые тебя увидел, предложил мне пари на то, что настанет миг, когда он отымеет тебя как последнюю сучку. Так и случилось. Но я даю тебе слово — ему отрубят за это голову прямо на днях.

— Торн…

— Не смей! — прорычал он сквозь сцепленные зубы. — Не смей даже просить меня о милосердии! У меня его нет. Твои муки по поводу его безвременной кончины мне будут только в радость!

Торна трясло от сверхчеловеческой ярости и ненависти.

— Я отомщу вам обоим и отомщу жестоко. Твой верный идиот Кристоф уже познакомился с моим гневом. Он — первая жертва на твоей совести. Возможно и Сезара я бы пощадил, если бы не ты, моя добрая и прекрасная жёнушка.

Торн смотрел на неё с невыразимой брезгливостью, как на смердящий труп.

Гаитэ закрыла глаза, чтобы не видеть мужа. Упоминание о Кристофе причинило её израненной душе ещё больше муки.

— Зря ты забыла, что жена всего лишь собственность мужа, ты же принадлежишь мне вдвойне — ведь ты ещё и моя подданная. Я могу поступить с тобой, как захочу.

— Да будет так. Но и вы, Ваше Императорское Высочество, тоже знайте, что с этой минуты я не считаю вас своим супругом и не имею никаких обязательств по отношению к вам.

Размахнувшись, со всей силы, Торн ударил.

Это не была оплеуха — это был настоящий, полноценный удар в лицо.

Боль была резкой и жёсткой. Перед глазами всё потемнело.

— Заткнись! Заткнись! Не доводи меня до греха! Иначе я убью тебя прямо здесь и сейчас, собственными руками, лживая тварь! Изменница! Мразь!!!

Вцепившись ногтями в ладонь, Гаитэ старалась сдержаться. Не показать ни своей боли, ни страха, ни отчаянья.

Никогда, никогда она не думала, что дойдёт до такого — что он посмеет поднять на неё руку снова.

Теперь не было Алонсона, способного призвать сына к порядку. Связаны оказались и её метафизические силы, способные держать его в узде. Она была беззащитна. Как любой тиран, понимающий, что жертва бессильна, Торн пьянел от своей безнаказанности и был омерзителен в этот момент, как пиявка.

Гаитэ задыхалась. Проклятые каменные стены! Собственное тело вдруг показалось ей невыразимо тяжёлым, словно налитым свинцом.

— Чего ты от меня хочешь? — с отчаянием прошептала она разбитыми губами.

Торн с довольным видом поправил тяжёлую цепь на груди:

— Я требую от тебя полной, безоговорочной покорности. Во всём. После того, как я отрублю голову твоему драгоценному Сезару, ты останешься моей доброй и покорной королевой, которой я мог бы гордиться. Будешь жить там, где я прикажу, и так, как я прикажу, будешь терпеть женщин, которых я захочу, и никогда не осмелишься отказать мне от ложа.

Голос Торна гремел медью в голове Гаитэ, отдаваясь саднящей болью.

— Ты будешь делать то, что предписано законом или обычаем и никогда больше не обратишься к своей проклятой силе.

— Не могу тебе этого обещать.

Против воли Торн задержал яростный и одновременно с тем восхищённый взгляд на бледном лице жены:

— Женщина, говоря так со мной, ты не боишься потерять жизнь? Не опасаешься потерять свою бессмертную душу?

— Я давно перестала верить в то, что кто-то, кроме всемогущего бога может судить мою душу.

— Ладно, к чёрту душу, дорогая. Остановимся на том, что Сезара ты больше не увидишь. Никогда. Охранник, если ты вновь постараешься его подкупить, столкнётся с моей местью. Деньги бесполезны для мертвецов. И тебе не удастся найти наёмников, чтобы спасти моего брата, как ты планировала. Смирись, милая жёнушка. Не всех можно спасти. Некоторые, — ноздри Торна раздувались от гнева, черты лица были искажены злой судорогой, — некоторые обрекают на гибель себя сами. И ничего нельзя сделать, кроме как помнить их.

С этими словами он, повернувшись к ней спиной, трижды ударил в дверь дождавшись, пока охрана распахнёт перед ним двери.

— Спокойной ночи, любимая, — голосом, сладким, как патока, в котором как всегда звучала издёвка, проговорил он.

Не успел Торн покинуть Гаитэ как столкнулся с Эффидель.

Лисичка запыхалась и выглядела взъерошенной. Взгляд её метнулся к Гаитэ, сидящей на полу и держащейся рукой за щёку и остановился на брате. В первый момент Гаитэ показалось, что девушка сошла с ума, такой довольной она выглядела:

— Вы уже слышали?!

— О чём? — нахмурился Торн.

Эффидель внезапно фыркнула и захохотала, как безумная:

— Сезар бежал!

У Гаитэ перехватило горло болезненным спазмом. Она дышала с трудом, в ушах стоял гул.

— Что ты сказала?! — зарычал Торн.

— Он бежал, как только по твоему приказу из крепости Милетелли его доставили в городскую тюрьму! Поисковые отряды уже наводнили город, но безуспешно — найти его не могут. И не поймают. Ни за что! Уж я-то знаю своего брата!

Не говоря ни слова, Торн отшвырнул с дороги сестру и устремился в глубину коридоров, утопающих во мраке.

Эффидель поспешила подойти к Гаитэ. Она присела рядом, прикладывая прохладную ладошку к горящей щеке подруги:

— Больно? Сама виновата. Когда же ты, наконец, поймешь, что в отношении с моими братьями честность и порядочность лишнее?

Лисичка помогла Гаитэ подняться, усадила в кресло и, смочив платок в прохладной воде, приложила к рассеченной скуле:

— Будет синяк, — расстроено констатировала она.

— Расскажи лучше всё, что знаешь о побеге Сезара, — попросила Гаитэ, отмахиваясь.

— Всё, что знала, я уже рассказала.

Под пристальным, тяжёлым взглядом Гаитэ Эффидель закатила глаза, сдаваясь:

— Ладно. Брат сам хотел попасть в городские казематы. Он подозревал, что рано или поздно Торн не устоит перед искушением и отдаст приказ об его аресте. Под правлением Сезара архитектор переделал там каждый каземат, каждый переход и подвёл новые потайные ходы. Сезару отлично известны все подземные ходы, все тайные катакомбы под городом. Несмотря на то, что весь Жютен его ищет, у него есть шанс прорваться. Не знаю, чем ты так разозлила Торна, что он совершил этот опрометчивый шаг — перевёл Сезара из надёжной цитадели в дырявый сыр. Это ты спасла моему брату жизнь!