Естественно, Владимир Ильич выступил с обширным докладом, в котором на десять лет раньше, чем в иной истории, но практически теми же самыми словами заявил:

– Социализм – это государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией.

А дальше Ильич сделал вывод, что для перехода к социализму необходимо способствовать дальнейшему развитию государственно-монополистического строя – это будет первый этап. А потом надо будет развернуть его лицом к народным нуждам – соответственно этап номер два.

– Уже ясно, что работа по первой задаче может производиться в рамках легальной парламентской деятельности, – развивал свою мысль Ленин. – А вот со второй задачей подобной ясности нет. Да, Александр Четвертый не раз заявлял, что он ставит перед собой именно такие цели, и я склонен ему верить. Однако следует учитывать, что император в России, хоть и является по конституции самодержцем, все же не полностью свободен в своих действиях. Кроме того, он не вечен и никаких гарантий за своих наследников дать не может.

«Спасибо, что напомнил», – подумал я и продолжил чтение стенограммы съезда. Вообще-то весь его ход был записан на магнитофон и занимал двенадцать здоровенных фанерных катушек, но мне читать с бумаги было удобнее. Кстати, возня с записью была инициирована не столько из соображений государственной безопасности, хотя, конечно, и они присутствовали, сколько в целях сохранения истории для потомков. И, так сказать, для равновесия. Как бы в дальнейшем ни пошли события, вряд ли теперь в России памятники Ленину будут стоять в каждом райцентре, а в более крупных городах и не по одному. И всяких Ленинских проспектов столько не появится, так пусть зато сохранятся хорошие записи его голоса, а не как в той истории – коротенькие и жуткого качества на пластинках.

Тем временем Ильич в продолжении своей речи отметил, что недавние народные волнения никак нельзя назвать потерпевшей поражение революцией, как бы этого ни хотелось некоторым товарищам. Во-первых, не было революционной ситуации. А во-вторых, коммунистическая партия не смогла проявить свою руководящую роль, на что, товарищи, необходимо обратить особое внимание.

Ну, этого, собственно, следовало ожидать. Если какое-то явление вдруг зародилось вне партийного руководства, то его следует объявить бесполезным или даже вредным. Я на подобное досыта насмотрелся в семидесятые годы двадцатого века.

Дальше Ленин озвучил, что есть два способа борьбы за уничтожение эксплуатации – парламентский и не парламентский. И использовать надо оба, для чего в партии следует образовать особую фракцию.

– Это оппортунизм!

В скобках было указано: «Выкрик с места И. Джугашвили, п/к Коба».

Это понятно, молодой еще товарищ Сталин, горячий, да и банков ему пока никто грабить не дал, а приятеля Камо ликвидировали еще прошлой осенью. Отчего, собственно, он сейчас и присутствует на съезде, а не бежит из ссылки, как в другой истории.

– Нет, это гибкая тактика борьбы за социализм, – отреагировал Ильич. – В Закавказье она не использовалась, и результаты там провальные. В отличие от Москвы, Питера и Нижнего.

Я мельком проглядел еще пяток листов с записью прений. Кажется, все прошло в пределах, заранее оговоренных с Владимиром Ильичем. Во всяком случае, в итоговых документах не обнаружилось существенных отличий от проекта, показанного мне перед съездом. А один из самых важных пунктов – об установлении тесного и плодотворного сотрудничества с трудовыми союзами – и вовсе прошел без изменений. Интересно, сколь тщательно будущим поколениям студентов придется изучать исторические решения второго съезда?

С моей же точки зрения, запомнить следовало два факта. Первый – принята программа, ставившая целью построение в России социализма в союзе с теми прогрессивными силами, которые стремятся к тому же самому. Если отбросить экивоки, то со мной, ибо других сил с подобными целями я не знаю. И второй – внутри партии появилась еще одна, почти как боевой отряд у эсеров, только наоборот. Боевой отряд перешел к действиям, когда возможности чего-то достичь словом оказались исчерпаны. А парламентский отряд коммунистов начнет забалтывать электорат, пока агитация делом еще не привела к хоть сколько-нибудь заметному росту авторитета партии. То есть в этой истории коммунисты гораздо раньше поняли, что без профессионально поставленного словоблудия им своих целей не добиться.

Но вообще-то, конечно, Ленин правильно напомнил про наследников, подумал я, отодвигая папку с материалами съезда. Сына Ваську я вроде воспитываю правильно и даже что-то, похоже, получается, но этого мало.

Про завещание Петра Великого я слышал и в той, и в этой жизни. То есть никто не мог определенно сказать, было оно на самом деле написано Петром или не было, но зато все точно знали, о чем там говорилось. И, значит, мне, если уж писать такой документ, следует все оформить несколько наоборот. То есть пусть ни у кого не вызывает сомнений, что завещание потомкам есть и оно написано лично мной, но вот его содержание – тсс! Это большой секрет, за разглашение которого… ну вы сами понимаете.

Итак, со статусом грядущего исторического документа вроде все ясно. Но вот с содержанием – увы. Что там писать-то, черт подери? Куда направлять наследников, если мне самому почти ничего непонятно?

Значит, следует зафиксировать то немногое, что, во-первых, лично у меня сомнений не вызывает. А во-вторых, подтверждается известной мне историей самого начала двадцать первого века. Начнем, пожалуй, с дел внутренних. Что необходимо России для успешного развития? Учитывая ее огромные размеры – транспорт и связь. Вот и вылезла первая проблема – развитие какого именно транспорта считать приоритетным?

Во всем мире сейчас бум железнодорожного строительства, но скоро подоспеет и автомобилизация. Дело, конечно, важное, но все же не настолько, как для Америки, которую, по сути, в двадцатом веке сделал автомобиль. Не те у нас природные условия, да и расстояния существенно больше. Но одними железными дорогами не обойдешься, отсюда вывод – нужно еще и ускоренное развитие воздушного транспорта. Причем, как ни удивительно это может звучать, в первую очередь грузового на дирижаблях.

Я уже давно подозревал, что им в той истории просто не повезло. Ведь в конце тридцатых годов они однозначно выигрывали у самолетов в дальности и грузоподъемности, проигрывая только в скорости. Ну в военном применении, а это было важно в условиях надвигающейся Второй мировой. А тут еще катастрофа «Гинденбурга»… про которую, кстати, я читал, что она вполне могла быть результатом диверсии. Во всяком случае, «Боингу» она оказалась очень кстати.

К дирижаблям начали потихоньку возвращаться в конце двадцатого века, и они находили какую-то нишу применения. Это при том, что уже вовсю летали широкофюзеляжные лайнеры, а там, где требовалась работа с необорудованной площадки, вполне справлялись вертолеты. Чего уж говорить о теперешних условиях, когда до реактивных лайнеров нам как до Луны пешком, а до нормальных вертолетов хоть и поближе, но ненамного. Примерно как до Пекина раком.