— Вам понятно все в зельях и ингредиентах? — словно не заметил моего вопроса дофин, пока месье Гастон раскладывал карточки перед всеми фаворитами.

— Да, месье, мне всегда легко давалась алхимия, — призналась, внимательно разглядывая, что досталось мне. Какой-то скудный набор. Разве с ним выиграешь? — Я иногда даже жалела, что девушкам нельзя поступать на другие факультеты, кроме целительского и книжного. Но говорить с текстом мне все равно проще.

— Это потому, что оттенков магии много, — улыбнулся дофин. — И иногда у некоторых людей, если сравнивать с красками, кроме основного дара, просыпается легкий оттенок второго. Бывает и так, что второстепенный талант ярче первого. Вас же не удивляет, что некоторые юноши поступают на другие факультеты, хотя их явный дар — «говорящие с книгами»?

Я кивнула. Меня всегда смущало, как люди, считающие наш факультет непрестижным, записывали своих чад на некромантский или алхимический. Как можно учиться, не имея Дара? А получается, что они учились благодаря своему другому таланту. Раньше, будучи малышкой, я не задумывалась, а потом это превратилось в данность, и я уже не ломала голову над этой загадкой.

И если бы не глупый запрет, и будь у меня деньги, я вполне могла бы учиться на алхимическом? Прелестно. Всю жизнь мечтала узнать, что лишилась чего-то важного. А иначе и не скажешь.

Фавориты молчали. Вопреки словам Авроры месье де Армарьяк не задавал никаких странных вопросов. Может быть, подруге почудилось.

— Вам нравится ваш дар, мадемуазель? — поинтересовался дофин и тут же без перехода кивнул окружающим: — Начинаем игру.

— Раньше я всегда сетовала на него. Казалось, что мне могло достаться что-то поинтереснее, — откровенно призналась я и тут же на секунду замолкла, не ожидая от себя подобных слов. — Но сейчас я в восторге от того, что можно создавать с помощью иллюзий.

Запнулась. Я не собиралась этого говорить. Ведь аристократке пристало восторженно пропищать что-то в стиле: «Конечно же! Как можно не восхищаться таким даром?» Нас же оценивали на «ровность света магии», а без принятия дара всей душой невозможно показать хороший результат. Но почему тогда? Какой-то артефакт истины? Я оглянулась. Уметь бы еще определять.

Похоже, я сказала пусть и правдивую, но величайшую глупость в своей жизни. Надо что-то срочно придумать, чтобы показать свой уровень силы, что дар полностью подчинен мне, без белых пятен. Но что? На глаза снова попался рисунок на гобелене. Поддавшись внутреннему порыву и обозначая тем самым то, что хорошо владею даром, я начала по памяти читать легенду.

— И брат пошел на брата, баронство на баронство, междоусобная война началась, воспользовался этим король Леопольд из Спании, послал он войска к границам Франкии, намереваясь покорить нашу страну…

Казалось, гобелен ожил. Воздух библиотеки наполнился криками женщин и детей, тяжелыми стонами раненых солдат и перезвоном мечей. Все пространство перед гобеленом словно подернулось легкой дымкой. С дуновением ветерка это изображение разрушилось, и появилось новое: пограничный форт и кричащий мальчишка-дозорный. Из-за излома реки, служащей границей со Спанией, поднималось войско. Могучая лавина людей. Мне чудилось, что я слышала ржание лошадей и голоса людей. Но разве можно воссоздать человеческую речь? Это же иллюзии высшего порядка. У меня определенно нет таких сил.

— Даже мурашки по коже, мадемуазель, — воскликнул де Армарьяк, но, клянусь, он прервал меня нарочно. Почему? — Вы хорошо знаете историю.

Я удивленно моргнула, и мое видение рассыпалось, словно песочный замок. Иллюзионисту нельзя отвлекаться от своего творения.

— Граница совсем близко от академии, — пояснила я. — Всего в нескольких часах езды. Сложно не знать, что происходило. Некоторые оборонные рвы до сих пор существуют. Когда я еду на северо-запад домой к дедушке, мы их проезжаем.

— Продолжаем? Я собираю «зелье истины». — Месье Гастон проворно притянул к себе карточки с ингредиентами, словно проигнорировав мои последние слова.

Мне показалось, это была какая-то подсказка, слишком уж выразительно на меня глянул фаворит. Но разве могли быть тут, за этим столом, интриги? Для чего? Я бы и так все рассказала дофину. Внимательно посмотрела на свой бокал, единственный с рисунком по горлышку.

— А у вас два дара, ваше высочество? — спросила дофина для поддержания разговора. Сейчас был ход месье Рауля, который раздумывал над картами, не спеша забирать ингредиенты из «шкафа».

Фавориты странно переглянулись между собой, словно я задала какой-то запрещенный вопрос. Может быть, у месье Луи какой-то очень секретный дар? Правда, фантазия пасовала перед вариантами. А вдруг он заставляет вскипать море?

— Увы, мадемуазель, всего один, зато редкий. Я целитель.

Удивленно и самым неприличнейшим образом уставилась на дофина. Не то чтобы лекарей-мужчин не было, но выучивались единицы. Ситуация с ними была примерно такой же, как с книгочеями: все старались уйти на другой факультет. Собственно, целительницы — единственные среди женщин, чья работа поощрялась, и некоторых, наиболее талантливых, даже заставляли работать особым королевским указом.

Получается… у девочек с целительского много общего с дофином. Я проиграла заочно? Лучше бы его высочество был «говорящим с книгами».

Все юноши снова разом посмотрели на меня, будто ожидая реакции. Но какой? Улыбнулась. Меня не покидает чувство, что все разговоры с кандидатками — часть большой проверки. А значит, исходить надо из этого, не так ли?

— Редкий дар, ваше высочество.

Судя по недовольным переглядываниям, ожидали чего-то иного. Удивленных охов? Так я удивлена.

— Мадемуазель Эвон, правда ли, что ваша матушка из рода де Понмасье Наваррских?

— Правда, — спокойно ответила я.

Это ведь не секрет. Да и в папке с моим именем наверняка есть. Помню, что даже приглашенный академией трубадур говорил, будто бы историей любви моих родителей восторгался весь двор. Как и гибели. Но для меня они не герои баллад, а мама и папа, которых я почти не помнила. Зачем об этом интересоваться дофину?

— Вашу матушку лишили наследства, насколько я помню.

Щекам мигом стало жарко.

— И это верно, — кивнула, стараясь сохранить невозмутимое лицо.

Честно говоря, никаких негативных эмоций, кроме досады, что имя моей матушки до сих пор обсуждают на всех углах, не было. Я этих де Понмасье и не видела-то никогда. И они никогда не интересовались нашей с братом жизнью.

Месье Рауль наконец сделал свой ход, забрав из «шкафа» нужный мне ингредиент. А я так рассчитывала на лист лопуха и пятиочковое зелье, которое помогло бы мне вырваться вперед. Поморщилась. Вот это обидно.

— И вас это не возмущает? Ведь земли были дарованы короной.

— Это просто участок земли, которым откупились от фаворитки, — ляпнула я первое, что пришло в голову.