– Прошу прощения, королева, – сказал Линкон, усевшись в паланкин, – но чем я заслужил такую честь?

– Ты же умный человек, – ответила Эшлин. – Догадайся сам.

Линкон задумчиво приложил палец к губам:

– Я – единственный, кто прислал обещанное число воинов?

– Совершенно верно, – кивнула Эшлин. – Хотя Корбон и Брок стараются от тебя не отставать. В отличие от Уоллеса.

– Понятно, – сказал Линкон. – И что ты собираешься предпринять?

– Попытаюсь его убедить.

Триста вдов, присланных в поддержку королевы, помогут убедить кого угодно.

Линкон кивнул и поудобнее устроился на подушках сиденья.

– Ты загадочная женщина. Я до сих пор не могу понять, зачем нам вторгаться в Баларию.

– Я хочу вернуть сестру.

– Это прекрасный довод для мелкопоместных баронов. И недалеких верховных баронов. Но для тебя, прилежной естествоиспытательницы, которая великолепно знает историю, этого недостаточно. Ты наверняка хочешь добиться еще какого-то результата.

– Разумеется, хочу, – подтвердила Эшлин, прибегая к самому удобному объяснению. – Я хочу взять страну под контроль. Как ты заметил, я великолепно знаю историю. В архивах полным-полно сведений о королях и военачальниках, которые покоряли армии, страны и целые континенты, сначала определяя врага, а потом начиная с ним войну.

– Понятно, – сказал Линкон. – У подобной тактики есть как определенные достоинства, так и сопутствующие потери. В войне с Баларией погибнет много альмирцев.

– К сожалению, барон Линкон, мне давно известно, что в этой жизни ничего не достается без сопутствующих потерь.

Эшлин вспомнила о Сайласе и о данном ему поручении. Она убедила Сайласа отправиться в рискованное предприятие.

– Возможно, это так, – сказал Линкон, покосился за окно и продолжил: – Однако же мне любопытно, почему ты решила объявить войну именно сейчас. Если не ошибаюсь, наш флот отправится в Баларию как раз тогда, когда Великий перелет будет в самом разгаре.

– Не я выбирала время похищения сестры.

– Да, естественно, но, зная о твоем интересе к драконам, мне кажется, что по счастливому совпадению война поможет тебе проследить за их перелетом.

– Вооруженное вторжение на территорию другого государства счастливым не назовешь, – с укоризной в голосе произнесла Эшлин. – По-твоему, я отправляю войска в Баларию, чтобы полюбоваться перелетом драконов? Ты с ума сошел? Я – королева Альмиры. Меня заботят более важные вещи.

Линкон побледнел, сообразив, что слишком много себе позволил.

– Да-да, конечно, – пробормотал он с легким поклоном и поерзал на сиденье. – Приношу искренние извинения.

Эшлин смотрела на него и молчала. Линкон, самый проницательный из всех верховных баронов, вполне мог догадаться о ее истинных намерениях. Но, судя по всему, сейчас Эшлин удалось его обмануть.

Они прибыли в порт. Хайден открыла черную лакированную дверцу паланкина. Эшлин, жмурясь от яркого солнца, вышла на пристань и козырьком поднесла ладонь к глазам.

Следом за ней прибывали верховные бароны Альмиры, выстраиваясь на пристани под разноцветными шелковыми навесами, которые торопливо устанавливали слуги. Под ярко-синим полотнищем стоял Седар Уоллес, заложив руки за спину. Огромный изумруд в эфесе его меча ярко сверкал в солнечных лучах. Доро Корбон смотрел то на папирийскую флотилию, то на Эшлин. Юльнар Брок развалился на ложе, лакомясь мясными тефтельками под соусом.

– Верховные бароны, – поприветствовала их Эшлин.

– Королева! – хором откликнулись они.

Эшлин повернулась к морю и заполнившим его кораблям.

Флагманский фрегат был шагах в ста от пристани. Черный корпус был длиной в три дома, а мачты выше любого дерева на сто миль вокруг Незатопимой Гавани. С десяток бритоголовых папирийских матросов сновали по палубе и переговаривались на своем наречии, готовясь пристать к берегу.

На палубу вышла одна-единственная вдова и направилась к сходням. Темные глаза и черные волосы выдавали чистокровную папирийку. Левую щеку и губы пересекал глубокий раздвоенный шрам.

– Меня зовут Сосоне Калара Сун, – сказала она, выговаривая слова на папирийский манер.

У Эшлин перехватило горло – папирийский акцент напомнил ей о матери, – но она переборола себя.

– Императрица Окину просила еще раз передать ее искренние соболезнования по поводу смерти короля Гертцога Мальграва.

– Спасибо, – ответила Эшлин и окинула взглядом корабль. – Сколько с тобой людей?

– На этом корабле – сто семь императорских вдов. Еще сто девяносто две поровну разделены между следующими четырьмя кораблями, на случай если бы мы попали в шторм. Скажу честно, некоторые из моих сестер только недавно завершили обучение на острове Рорику, но даже самые юные вдовы вдвое опаснее потных и неуклюжих альмирцев в их железных доспехах.

– Вот и славно, – улыбнулась Эшлин.

– Мне поручили передать тебе вот это. – Сосоне вытащила письмо из-под нагрудной пластины доспеха из акульей шкуры и протянула его Эшлин.

На ярко-синей восковой печати красовалась папирийская косатка.

Эшлин вскрыла письмо.

Эшлин сложила листок пополам и спрятала его в рукав. Потом окинула взглядом причал, заметила неуверенность в глазах верховных баронов. Эшлин не любила церемоний, которые так нравятся военным, считая напрасной тратой сил и марширующих солдат в лязгающих доспехах, и ритуальные тотемы, и салютование ударом в грудь. Но теперь, став повелительницей этих высокомерных военачальников, она осознала, в чем заключается их смысл и ценность.

– Пусть войдут! – велела она.

– Вдовы! – скомандовала Сосоне.

По сходням хлынула река черного шелка. Шорох доспехов пронесся над гаванью, как дуновение ветра. Вдовы встали полукругом за спиной Эшлин, образовав стену из черной акульей кожи. Некоторые женщины были чуть постарше Каиры, но выражения их лиц говорили о суровой дисциплине.

Юльнар Брок выронил сочное ребрышко и с раскрытым ртом уставился на вдов. Доро Корбон был готов убежать и спрятаться. Однако Эшлин больше беспокоили не они.

Седар Уоллес не сводил глаз с Эшлин. В отличие от остальных появление вдов его не впечатлило. Хотя, возможно, он просто это скрывал.